Мой брат Юрий

Ребята подтягивали лямки рюкзаков, возбужденно переговаривались. Они шумно и решительно отказались от машины — надумали добираться до города пешком. Что там ни говори, а целый месяц провели они в лугах, и было как-то грустно так вот, сразу, проститься со всем этим раздольем.

— Пошли,— скомандовал Беспалов.— Гагарин, в строй.

— Сейчас, Лев Михайлович.

Юра подбежал к председателю, который одиноко стоял в стороне.

— Старый знакомый,— улыбнулся председатель.— Это ведь ты надумал операцию «Баян»?

— Вы не сердитесь на меня,— сказал Юра, глядя прямо ему в глаза.— Ребята обещали приехать на будущий год. А я, наверно, не смогу.

— Что ж, не понравилось у нас? — обиделся председатель.

— Очень понравилось. Только... только долго рассказывать. Вы не сердитесь.

Юра повернулся и бросился догонять нестройную колонну одноклассников.

Что скажет дядя Савва?

— Сумной какой-то стал Юрка, сам на себя не похож,— жаловалась мама.— Бывало, сладу с ним нет, минуты спокойно не посидит. А теперь все невеселый, все какие-то заботы на уме.

— Возраст,— односложно отвечал отец. И, видимо, неудовлетворенный своим объяснением, грубовато развивал эту мысль дальше.— Небось пятнадцать парню стукнуло. Понимать надо. Поди уже и на девчонок заглядывается.

Но трудно обмануть чуткое сердце матери. Не соглашалась она с отцом.

— Не то, Лень. Задумал он что-то, а что — и сама в толк не возьму, и выведать как, не знаю. Не подступишься к нему ведь. Вон и Борька его стороной обходит.

Все разрешилось неожиданно, на второй или третий вечер по возвращении школьников из колхоза, во время ужина. И мама, как всегда, оказалась права в своих предчувствиях.

Родители и Юра сидели за столом; ели молодую — с грядки — картошку с малосольными огурцами, запивали простоквашей. Впрочем, ели только отец с матерью, Юра же лениво чертил пальцем по дну тарелки.

— Сыт, что ли, сынок?

Этот нехитрый мамин вопрос придал решимости Юре. Он глубоко вздохнул и, глядя прямо перед собой, сказал почти с отчаянием:

— Я поеду в ремесленное училище.

— Куда?

— В ремесленное училище, в Москву. Я уже все обдумал.

У мамы тотчас слезы на глазах навернулись.

— Не успели Зоя с Валей вернуться — теперь ты из дома бежишь. Тебе что, нехорошо с нами? Гонит тебя кто?

— Мне очень хорошо. Только я хочу получить специальность, поступить работать на завод и учиться в институте. Не хочу я оставаться с семилеткой.

Отец — он так и не проронил ни слова — брякнул ножом по столу, поднялся и стремительно вышел за дверь.

Получалось не по его.

— Юра, Юра, сынок ты мой родимый,— не могла успокоиться мама,— пожалей ты нас с отцом, поживи дома. Кончай здесь десять классов, если уж так тебе учиться хочется. А отца мы уговорим. После школы пойдешь в армию — там видно будет. А может, в институт устроишься...

Юру взволновали слезы матери, он понял, что может не выдержать, сдаться. И, убеждая самого себя в том, что все пути назад отрезаны, он тоже вышел из-за стола, кусая губы, сказал глуховато:

— Мама, я уже взрослый и смогу сам зарабатывать на жизнь. Я же вижу, как трудно отцу прокормить всю семью. А в ремесленном училище меня и одевать и кормить будут. И рабочим я стану, как дедушка Тимофей. Я твердо решил все, мама. Ты лучше помоги папу уговорить.

Отец вышел во двор.

Борька — он успел поужинать раньше всех — возился в углу с листом жести, кромсал его ножницами, мастеря щит по образцу тех, что носили древние русские богатыри. Остроконечное деревянное копье, прислоненное к стене, уже стояло готовым.

«И этот вскоре удирать надумает»,— раздраженно подумал отец.

На земле в беспорядке валялись аккуратно наколотые смолистые плахи. Воздев изогнутую рукоятку к голубому небу, торчал в дубовом обрезке топор.

Безобразие! Отец взорвался:

— Борька, я тебе, стервецу, уши оборву. Сколько раз говорено было: не оставлять топор в дровосеке.

— Это не я, это Юрка. Он его еще вчера туда вогнал.

— А ты что, убрать не мог?

Он нагнулся, ухватился за топорище, с силой потащил его на себя. Не тут-то было: завяз топор по самый обух.

Отец сплюнул в сердцах, отошел в сторону и тут же забыл о злосчастном топоре.

Да, получилось не по его.

Юрка только-только начал входить в силу, крепкий, жилистый растет парень. Много лет терпеливо ждал этого времени отец, много надежд и чаяний возлагал он на сынов. Мечтал о том, какая слаженная, дружная и талантливая будет в районе плотницкая бригада, в которой все работники одной фамилии: Гагарины.

Во время вечерних перекуров, сидючи с дружками на скамейке перед домом, не раз говаривал он вслух:

— Валька топором отменно владеет, почитай, не хуже меня. Юрка тоже смышленым парнем растет, глаз у него вострый, бойкий — все примечает. К делу, так полагаю, привыкнет малый быстро. И я пока в силе. По всему району строить будем, потому — нужно: немец вон сколько всего порушил, только успевай подымать. А уж коли и устану я — не скоро это случится! — Борька к делу приспеет. В нашей лесной стороне плотницкое ремесло — первеющее.