– И что там пишут?
Коленька по привычке поправил пальцем очки.
– Пишут, что мы посчитали их простаками, этих вымогателей. А они, оказывается, действуют мудрее. Во всяком случае, к телефонным кабинкам никто в течение получаса не подходил.
Бильбао прикрыл глаза:
– В чем же мы тогда не правы? Налоговики эти чертовы заявляются сюда, когда уходят милиционеры. Значит, кто-то должен тут крутиться, чтоб позвонить им и сказать, что патруль слинял с рынка.
– Вот в этом и есть примитивизм нашего мышления. – Коленька постучал кулаком по лбу. – Много книг про шпионов читали, все оттуда черпаем, а сами соображаем неважно. Пока я тут сидел, то понял, что у этих налоговиков есть много других ходов.
– К примеру?
– Ну вот один из вариантов. Сейчас появилась мода на сотовые телефоны: по ним можно позвонить с любой точки рынка. А есть, Серега, и такое предположение: менты получают мзду от фискалов, они же им и подают знак, и не из телефонной будки, на которую я глаза пялю, а по своей радиостанции.
– Я об этом варианте тоже думал, – кивнул Бильбао. – Его в голове держу, а что предпринять, не знаю. Но зато угадай, куда я всех наших послал?
– Ну, не пиво пить.
– Правильно. Я думаю, что если после ухода ментов налоговики через десять минут уже здесь оказываются, то где-то поблизости от рынка они на своей машине и дежурят. А поскольку, как говорит Кобылкин, подъезжают они на одном и том же красном «москвиче» с трещиной на лобовом стекле, то почему бы его и не поискать по переулкам?
– Тебе на сыщика надо было поступать учиться, а не на журналиста.
У центрального выхода из рынка показался милицейский наряд. Два сержанта, ощипывая виноградные кисти, скучающе прошли мимо скамьи, и Коленька проводил их долгим взглядом.
– Следишь, воспользуются они или нет рацией? – попытался угадать Бильбао.
– Нет. Другое на ум пришло. У ментов ведь наверняка есть маршрут, они постоянно одним и тем же путем ходят, понимаешь? И если так, то не стоит никому звонить, надо лишь стоять в определенном месте и ждать, когда они пройдут мимо тебя. Уже в машине можно ждать, сечешь? К примеру, у «Детского мира», они ведь в ту сторону идут, и там стоянка есть. Увидел, включил зажигание… Во, Сиротка летит.
Сиротка, так казалось издали, действительно летел. У него была странная прыгающая походка, а растопыренные руки при этом почти не работали и напоминали крылья самолета.
Лицо его сияло.
– Бильбао, представляешь, мы засекли «москвич»!
– У «Детского мира», на стоянке, – чуть улыбнувшись, ответил тот.
У Сиротки округлились глаза.
– Кто успел?.. Да никто не мог успеть! А если ты это знал и раньше, то на кой черт нас гонял? Я что тебе, мальчик?
Бильбао взглянул на часы, еще раз сказал Коленьке, что надо делать дальше, а сам направился к мясным рядам. Коленька же и ответил Сиротке на его вопрос:
– Не обижайся. Мы высчитали это только что.
– Свистишь! Как можно такое высчитать?
– Ну, если голова на плечах есть… А у Сереги она есть.
– Братан – человек! – согласился Сиротка, но обида в голосе осталась. – Только как он мог высчитать? Это не высчитаешь, это тебе ведь не арифметика.
– Точно, не арифметика. – И Коленька поднялся со скамьи. – Это, Сиротка, как слух у музыкантов. Или он есть, или его нет. Так вот, у Бильбао слух как у Моцарта.
Крупный, даже жирный толстяк в черной водолазке по-бычьи выгнул шею и исподлобья взглянул на Бильбао:
– Я не понял, о чем ты вякаешь.
– Твои проблемы, раз не понял, – сказал Бильбао. – Я дважды ничего не повторяю. Иди гуляй, не отпугивай покупателей.
Продавцы, стоявшие поблизости за прилавками, вытянулись, застыли.
Толстяк сжал кулаки, шумно задышал. За его спиной стояли еще трое, все с короткой стрижкой и тоже в черном. Один из них, с кривым, как у боксера, носом, тронул за плечо уже готового рвануться в бой толстяка:
– Погоди, Толян. Это успеется. Я, кажется, старого приятеля узнаю. Бильбао, ты? С каких пор продавцом заделался?
Бильбао взглянул на задавшего вопрос: раньше, кажется, с ним не встречался. Тот тут же пояснил:
– Не вспоминай. Это я тебя хорошо запомнил, – показал на свой нос. – Твоя ведь работа. Ты кодлу сюда свою привозил, дрались мы из-за девок. А меня зовут Чех.
На Бильбао эти слова, кажется, не произвели никакого впечатления. Он даже зевнул:
– Тогда объясни своему бугаю, что драться я умею, а уж по этой роже не промажу.
Такой вызывающий тон подействовал на толстяка как красная тряпка на быка. Лицо стало пунцовым, маленькие глазки хищно сузились.
– Решим проблемы без крови, Бильбао, – миролюбиво, даже с улыбкой сказал кривоносый. – Говоришь, деньги с продавцов ты собрал? И хорошо! Пятьдесят процентов можешь оставить себе, но на будущее ищи другие территории. Эта – наша.
– Да, – вроде как согласился с ним Бильбао. – О будущем мы поговорить не успели. Так вот, о нем. На рынке в этих рядах теперь постоянно будут крутиться мои ребята. И если хоть кому-то из них вы даже пальцем погрозите… Понятно, да?
Кривоносый с сожалением вздохнул:
– Диалога не получается. Давай отойдем, в сквер например, а то тут толпа собирается, как будто цирк пришла смотреть.