Мой брат, мой враг

Бильбао нахмурился:

— Я не нанимался клеить…

Петров перебил его резко, чеканя каждое слово:

— Ты будешь клеить, и задницу ребенку вытирать, и делать все другое, что я скажу! Будешь! Если действительно хочешь чему-то научиться. А нет — езжай своей пацанвой командовать!

Бильбао положил записку в карман пиджака: — Завтра к обеду все сделаю.

— Нормальный ответ. — Петров сразу поменял тон и продолжил вполне дружелюбно: — Осмотрись в комнате. Скоро хозяйка приезжает, и мы с тобой будем встречаться в других апартаментах. Тут не наследили? Татьяна — девочка строгая. Или тебе она такой не кажется?

— Я к ней не приглядывался, — ответил Бильбао.

Василий Егорович Солодовых выглядел старше своих пятидесяти. Среднего роста, он еще и сутулился, ходил медленно, почти не отрывая подошв от земли. Фотографии его получались красивыми, на них шефа можно было принять за киногероя, играющего роль рокового любовника, но на самом деле лицо Солодовых было болезненно белого, даже с зеленоватым оттенком, цвета. В большие, но обреченно печальные глаза его Бильбао старался не смотреть, и был, право, рад, что шеф почти не вызывает его на беседы, а все, что нужно, передает через Петрова.

Однако в этот день, едва Бильбао вместе с Еленой и Денисом вернулись с прогулки по парку, из своей комнаты вышла Татьяна:

— Сергей, только что звонил Василий Егорович, он выслал за тобой машину. Можешь уже спускаться, Ром будет ждать у подъезда.

Жене Солодовых двадцать пять лет. Даже домашний халат не мог скрыть ее точеную фигуру, впрочем, Татьяна не больно-то и старалась спрятать свое тело в ткань. Разговаривая с Бильбао, она теребила на шее золотую цепочку, и белые груди при этом оказались почти обнажены.

Елена повела малыша в детскую, Татьяна проследовала туда же, чуть задев плечом Бильбао и тихо при этом сказав:

— Ах, кто бы меня по паркам выгуливал! Кто бы меня за ручку водил!

Букет аромата пьянящих духов и молодого женского тела остался после нее. Остался даже тогда, когда Бильбао выскочил на лестничную площадку и сбегал вниз по ступеням, усеянным окурками.

Ром уже ждал его:

— Шеф приказал, чтоб ты сразу к нему поднимался.

— Без стука, что ли, входить? Я ведь у него еще ни разу не был.

— Тут стучать не принято, — чуть улыбнулся водитель. — Ни в прямом, ни в переносном смысле.

Солодовых был в кабинете не один, за длинным столом сидели еще двое: полный мужчина в строгом костюме, с черной шевелюрой, и Петров. Бильбао хотел тут же выйти, но шеф сделал ему знак, — иди, мол, сюда, — а незнакомому посетителю сказал:

— Мои люди в твоем распоряжении, Яков Яковлевич. Детали обсудите с Петровым. Надо будет — привлеките этого молодого человека.

Толстяк лишь рассеянно скользнул взглядом по Бильбао, поднялся, то же сделал Петров, и оба вышли. Шеф показал рукой на кресло:

— Присаживайтесь. — Полез в верхний ящик стола, вынул оттуда темную папку. — Сегодня вечером поедете в Светловск. Запомните адрес… Передадите там вот эти документы, а оттуда привезете деньги. Вам дадут дипломат и ключ. Никаких расписок, никаких пересчетов. Билет на обратный путь там уже куплен, поезд уходит из Светловска в девять десять утра. В девять вы обязательно должны сидеть в своем купе, деньги принесут прямо туда. Все.

Он не задал Бильбао ни одного вопроса, лишь протянул руку для прощанья и, когда Сергей встал, добавил:

— Петров вами пока доволен. Это много значит.

Дела в Светловске заняли пять минут. В здании без вывесок, но с прекрасными кабинетами Бильбао принял вежливый, однако не назвавший себя при знакомстве человек, взял папку, провел в помещение с уже накрытым и сервированным столом:

— Не буду стеснять. Номер в гостинице заказан, билет на завтрашний поезд вам принесут прямо сюда через две минуты, если нужна машина — внизу джип, до самого отъезда он ваш.

На джипе Бильбао доехал до конторы Дойника и, узнав, что Павел Павлович на месте, отпустил водителя.

На столе Дойника опять стояла коробка с сигарами, и по-прежнему след пепла угадывался на светлом костюме. Молоденькая голенастая секретарша принесла им кофе, неумело, со звоном, поставила чашки на стол, делано взвизгнула, когда хозяин кабинета шлепнул ее по заду.

— Старуха — помнишь, в приемной сидела? — сама от меня ушла, не пришлось увольнять. А эта — такая, скажу тебе, кобылица! За ночь не объездишь!

Кофе был перегоревший и чересчур сладкий.

— Хочешь, чтоб я тебя домой отвез? Нет проблем. А по пути к Лёнчику заскочим, сейчас ему звякну…

Бывший секретарь комсомола нисколько не изменился, сейчас он обустраивал второе кафе.

— Бильбао, у вас же деревообрабатывающий комбинат есть, помоги с мебелью. И еще — со спиртным. Та машина, которую ты прислал, вмиг разошлась. А вообще все идет неважно. Шпана досаждает, а твой Сиротка с водителем райкома, — он специально подчеркнул это, — никак не могут решить, кому ордой командовать.

— Бильбао, — сказал Дойник. — Этот вопрос действительно надо решать. Чем тот же Чех хуже его? И потом, ну не может Сиротка дистационарно управлять моими городскими ребятами!