Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика

Война продолжалась. Нас она почти не затрагивала, если, конечно, не считать ушедшего воевать Сэма. Правда, все хуже становилось с едой и самыми разными вещами. К примеру, мужчины, сохранившие ружья, не могли достать ни пороха, ни пуль. Не лучше обстояло дело с кожей и тканью, которые подчистую изымались у населения для обмундирования солдат.

Мы вспоминали о войне, лишь когда ополченцы проходили через город или когда мы видели раненого или отслужившего солдата, возвращавшегося домой.

Мы получили два письма от Сэма, вернее, их получила мама. Одно пришло в августе, а другое — в сентябре. В первом Сэм писал о сражениях в Нью-Йорке. Войска повстанцев были разбиты, и британцы заняли город, но Сэм описывал это так, как будто повстанцы одержали великую победу. Он написал, что его полк прекрасно воевал и британцам повезло, что они смогли уйти оттуда живыми, но мне-то казалось, что все было наоборот. Второе письмо было короче. Сэм писал, что они расположились лагерем где-то в Нью-Джерси и, возможно, там перезимуют. Ему приходилось тяжело. Часто солдаты голодали, ели одни сухари и пили только воду. Их одежда совсем износилась, а новой не было. У некоторых даже не было обуви, и они ходили босиком. В плохую погоду они оборачивали ноги тряпками, чтобы не замерзнуть. Но Сэм писал, что никто не унывает и у всех парней приподнятое настроение.

Мама и отец ссорились из-за этих писем. Когда пришло первое, мама решила на него ответить. Отец запретил. Он сказал, что мама не должна поддерживать Сэма в его упрямстве. Мама спорила с ним, но отец не сдавался: Сэм должен понять, что мы не будем одобрять его поступки, пока он не опомнится, не поймет свою неправоту и не вернется. Но когда пришло второе письмо, мама сказала, что ей все равно, что там думает отец, и она ответит Сэму. Из-за этого они снова поссорились, они думали, что я сплю, и очень громко спорили. Я надеялся, что мама победит в споре. Я представлял, как по вечерам Сэм писал эти письма, и мне грустно было думать, что никто на них не ответит; впрочем, я знал, что Бетси Рид наверняка ему писала.

Отец стоял на своем:

— Мальчишку надо проучить! Он слишком своеволен.

— Он уже не мальчик, — возразила мама.

— Нет, он еще мальчишка, ему же всего шестнадцать, Сюзанна.

— Семнадцать, Лайф. А сколько тебе было лет, когда ты ушел из дома?

— Это совсем другое! — раздраженно воскликнул отец. — Вспомни, нас было восемь детей, слишком много ртов, чтобы всех прокормить!

— И все же ты ушел из дома, когда тебе было всего шестнадцать, Лайф.

— Сэм слишком упрям.

— А ты разве нет?

— Я его отец, и никто не имеет права обсуждать мое поведение!

Мама рассмеялась:

— Ты не любишь, когда тебе говорят, что делать, но сам хочешь, чтобы Сэм тебя слушался. Я напишу ему, Лайф. Он наверняка волнуется о нас.

— Я не хочу, чтобы ты писала ему, Сюзанна.

— Знаю, что не хочешь, Лайф, но я ему напишу.

Я услышал, как отец что-то пробурчал, потом хлопнула дверь, и он пошел в коровник. Я захлопал в ладоши, обрадовавшись, что Сэм получит от нас письмо.

Осенью 1776 года отец, как обычно, собрался поехать в Верплэнкс-Пойнт, и я в первый раз должен был поехать вместе с ним. До города было около сорока миль. Я никогда так далеко не ездил. Обычно отцу помогал Сэм, а когда он пошел в колледж, отец стал брать с собой Тома Воррапа; но на этот раз Том был занят, поэтому ему пришлось взять с собой меня.

Верплэнкс-Пойнт находится на реке Гудзон, к югу от Пикскила. Товары туда доставлялись по воде из Нью-Йорка и Олбани. Наша задача состояла в том, чтобы перегнать в Верплэнкс-Пойнт скот для продажи, а на вырученные деньги купить припасы для таверны и магазина — ром, ткань, горшки, кастрюли, сковородки и другую кухонную утварь, иголки, нитки и тому подобные вещи.

В октябре отец начал собирать скот. Каких-то животных он получил у фермеров в счет долговых выплат, каких-то просто купил, зная, что сможет выгодно перепродать. На перегон скота у нас должно было уйти три дня, хотя вообще-то до Верплэнкс-Пойнта был один день пути на лошади; у нас была также повозка, запряженная волами, — в нее отец собирался погрузить свиней.

По дороге он планировал увидеться со своими знакомыми и переночевать у наших родственников, которых я никогда не видел. Отец всегда останавливался у них. Каждый год родственники ждали его приезда — благодаря этим встречам мы узнавали семейные новости.

Наше отправление было запланировано на конец ноября. Дело в том, что ближе к зиме говядина поднималась в цене. Однако и затягивать до снега было нельзя. Сани с легкостью скользили по снегу, но стадо шло слишком медленно, и к тому же снег лишал животных подножного корма. В начале ноября отец стал внимательно следить за погодой. Он сверялся с календарями и спрашивал совета у тех фермеров, о которых говорили, что они умеют предсказывать погоду. Но и календари, и предсказатели никогда не сходились во мнении; поэтому отец, по правде говоря, всерьез полагался только на себя.

Вообще-то отец не хотел брать меня с собой.

— Ты слишком мал, чтобы управлять повозкой, — сказал он мне.