Мои бывшие

— Мирон, — протянула, — ты опять?

Он набычился, взглянул хмуро, а я вздохнула.

— Ревнуешь?

— У меня есть поводы ревновать? — он жестко обхватил меня за талию, притиснул к себе. — Ты ведь только моя, Яна?

— Твоя, — выдохнула я.

Что это с ним? Вижу, что бесится, но повода я не давала. Увидел бы с Русланом — был бы скандал, но он не мог видеть. Тогда что не так? Я прямо-таки чувствую, как Мирон злится.

Ревнует.

Он всегда меня ревновал.

— Ты выглядишь взволнованной, меня это тревожит. Я не хочу, чтобы ты снова сбежала. В этот раз не позволю, Яна. Бросить меня не позволю, и следом отправлюсь, поняла?

Я лишь кивнула — он помнит ту ночь, когда все закончилось. Я тоже ее помню.

— Не хочешь рассказать, что тогда на тебя нашло? У нас ведь все хорошо было.

— Не было, — прошептала я. — Ты ревновал меня к каждому столбу, и…

— И поэтому ты решила разорвать все, и сбежать? — Мирон пытается сдержаться, но его до сих пор бесит прошлое.

Может, нужно рассказать ему сейчас? Или слишком мало времени прошло?

Будет ли он готов к тому, что услышит?

Я ведь никогда не забуду ту ночь. Никогда. И я до сих пор не могу понять, подставила ли меня Марина, или же это было случайностью?

Вспомнился тот звонок от Марины — последний из нашей «дружбы».

— Ян, привет. Ты же вроде как с моим братом, — чуть недовольно произнесла Марина, невнятно поздоровавшись со мной.

— Вроде как да.

Как-то перестала я Марину боготворить. Нет, любовь к ней осталась, но… но много что между нами сломалось. Я просто устала от нее, и стала избегать — после ссор, после ее взглядов, полных неприязни. Да и она отвечала мне игнором, а сейчас вдруг позвонила.

— Я календарь готовлю. Все члены семьи снялись, твоя фотка тоже нужна. Мирону подарим. Раз уж у вас с ним все так серьезно, то давай-ка в дом Лабовых, я тут с фотографом. Ты в теме?

День рождения еще нескоро, я присмотрела часы. Не купила их пока, коплю — и на часы, и на гравировку, но… календарь? Милая традиция, которую Марина хочет ввести, я помню, она девчонкам рассказывала. Так громко рассказывала, чтобы я услышала — как самые близкие снимутся, как Марина вручит календарь брату.

Неужели она смирилась, что мы вместе? Но ночь ведь, идти никуда не хочется.

— Или тебя не снимаем, так как у вас не отношения, а потрахушки? — Марина разозлилась на мое молчание.

— Я приду. Фотографии приличные, надеюсь?

— Разумеется, не в белье. Я же не шлюх снимаю, а семью. Яна, блин, вечно ты тупишь! Платье надень то, красное, которое я тебе дарила. На фотке зачетно будет смотреться, твой месяц — декабрь. Отфотошопим и колпак добавим новогодний.

Платье малость развратное, хотя… хотя это как посмотреть. Выше колен, но вырез на груди скромный. Обтягивает, правда, как вторая кожа — кажется, это платье-бандаж, так оно называется.

— Ладно. Когда идти?

— Сейчас. Морду я тебе сама накрашу.

Я взглянула на себя в зеркало — вроде волосы прилично лежат, тон кожи нормальный. Идти никуда не хочется, но до Лабовых я дойду, это всего-то в конце улицы — с одним из братьев Лабовых Марина сейчас любовь крутит.

Платье я натянула быстро, накинула пальто, туфли на семисантиметровой шпильке, и вышла из дома. Плевать, что я не хочу туда идти, но ведь это будет подарок Мирону! Семейный календарь, и я тоже должна там быть.

На улице непривычно пусто, но в окнах горит свет. Все по домам, погода промозглая, и я ускорила шаг. Вдруг фары впередистоящего автомобиля замигали, и мои пальцы на руках укололо нервом — всегда так бывает, когда волнуюсь.

Я не дошла до машины, решила перейти улицу. Конечно, никто мне ничего не сделает, у нас приличные люди живут, но… предчувствие было такое, что не стоило мне из дома выходить.

Я услышала хлопок дверью, и ускорилась. Побежала бы, если бы не шпильки. Но… меня догнали, сдавили сильные руки — за плечи, рот зажат ладонью, и запах этих духов я узнала.

Мерзкий он, хоть и дорогой.

А затем и голос. Тоже мерзкий, от которого поджилки трясутся.

— Ходишь тут одна. Красивая. Приключения ищешь? — зашептал отец Мирона.

Тарас.

Ненавижу его.

— Не кусайся, или без зубов останешься, — рыкнул он, и потащил меня через улицу, к своей машине.

Но тут вышла тетя Надя, я увидела, как открылась дверь в ее дом, а затем и ее саму в домашнем платье с котом на руках.

— О, Тарас, — махнула она рукой.

Мужчина обнял меня, остановился, и помахал ей. А я… я так устала от всего этого, не хочу быть жертвой — безмолвной, все сносящей.

— Тетя Надя, позвоните моим родителям, — крикнула я. — Тарас меня к себе в машину тащит, он… я не хочу. Помогите, прошу!

— Девочка перепила, я хочу привести ее в чувство и отдать родителям, — пояснил Тарас.

— Это не так, — закричала я.

— Ну и молодежь, — фыркнула тетя Надя, и захлопнула дверь.

А Тарас потащил меня к машине. Шпильки неприятно царапали асфальт, цеплялись за камушки, и я пыталась сопротивляться, пыталась… казалось, что нечто страшное произойдет, если он затащить меня в машину…

… затащил. Втолкнул на сидение, и навалился сверху — пахнущий своими ужасными духами, табаком, ментолом и алкоголем.