Мой бывший бывший. Книга 2

Главное, что Маруськина теплая ладошка лежит в моей руке, её мордашка потихоньку светлеет – мысли о долгожданном катании все-таки вытесняют из головы мысли плохие, и этот выходной еще можно спасти. Ну, по крайней мере, я в это верю.

– Кстати, насчет папы я не пошутила, – негромко замечаю я, чтобы закрепить эту информацию, – если тебе хочется – и раз уж он уже приехал, я скажу ему, что вам можно погулять.

Маруська сначала сбивается с шага, потом смотрит на меня, и снова начинает шагать вперед, к той самой леваде, где перед нами выделывался на Милорде Ветров. Шаг у неё становится еще бодрее.

Мне бы такое настроение. Я вот это свое поражение принимаю, только стиснув зубы покрепче и стараясь не представлять физиономию удовлетворенного очередной победой Ветрова.

Это ради Маруськи. Только для неё. А на него мне плевать.

Ох, пожалею я об этом разрешении, ой, как пожалею.

Только не догадываюсь, насколько быстро…

8. Спорщики

– Ты не представляешь, насколько я задолбался тебя видеть, Ярослав Олегович, – хрипло роняет Ольшанский, явно подумывающий о более крепких эпитетах в моей адрес, – Тебе же тысячу раз говорено, чтоб до суда ты к Маше не приближался. Так какого же хр… черта ты приперся?

Такого черта, что не собирался позволять тебе, Николай Андреевич, подкатывать к моей женщине через моего же ребенка.

Хотя черта с два я тебе это озвучу, ты так забавно пыхтишь, что твою агонию я просто обязан продлить еще на четверть часа.

От Ольшанского и вправду веет нешуточной злостью, будто здесь я посягаю на его территорию. Хотя почему это «будто»? Так оно и есть.

Я действительно посягаю. Правда, с моей точки зрения, эта «территория» изначально была моей, и всяким оккупантам желательно уже осознать собственную ошибку и убраться подальше. Потому что мое терпение не отличается такой уж особой эластичностью.

Мои пальцы мнут и перетирают друг между другом твердый фетровый край шляпы, тем самым донося до меня дивную истину – я нервничаю. Я действительно нервничаю. Но, разумеется, не Ольшанский тому причиной, многовато чести…

В той стороне, куда унесло Машутку и Вику, никого не видно, кроме пары хмурых конюхов. По крайней мере, ни той, ни другой все еще не видать. И если бы не было прямого Викиного запрета, я бы сейчас уже шагал в ту сторону, мне же приходится стоять на месте и всячески игнорировать с каждой секундой все более распаляющегося противника.

В конце концов, Вике и вправду лучше знать, как разрешать заваренную мной ситуацию. Все-таки, стоило начать со звонка. Хотя, толком и не знаю, что бы это поменяло. Слишком уж крепко Викки уперлась в свое.

Все-таки я её уже основательно достал…

– Интересно, если я тебе по морде дам, Вика сильно расстроится? – задумчиво произносит Ольшанский, уже будто и не обращаясь ко мне вовсе. – Мне почему-то кажется, что только спасибо скажет.

Много слов – мало дела. Хотел бы дать по морде – дал бы, еще когда я только открыл лицо. Ну, или когда убежала Машутка – была возможность изобразить из себя рыцаря-заступника. Сейчас – уже поздно.

Своим мыслям ухмыляюсь невозмутимо. Наблюдать за попытками Николая добиться от меня реакции – даже забавно, только беспокойство одолевает меня сильнее.

Девочек все еще нет.

Интересно – сколько времени потребуется Викки для разговора с Машуткой? И вернется ли она после этого разговора сюда, или сразу, избегая моей компании, уйдет по своим делам? Я, конечно, догоню – я уже успел разнюхать, в какой леваде назначено Машуткино первое занятие, но все равно… Хочется, чтобы расклад был иным. Все и так пошло через одно место, потому что я все-таки надеялся, что дочь не будет от меня бегать. Может быть, надуется, отвернется, спрячется за маму, но такой побег я предполагал в последнюю очередь.

Черт!

Только бы не сделать еще хуже. Как показывает практика, в этом направлении дно не достигается никогда. Хуже можно делать абсолютно всегда.

У нас с Николаем что-то вроде патовой ситуации, когда оба мы стоим и ждем, не двигаясь с места.

– А наездник из тебя, кстати, паршивый, – вскользь, но уже точно доведенный до ручки моим игнором, роняет Ольшанский, – может, на девочку тебе и удалось произвести впечатление, но только потому, что она не разбирается.

Я кошусь на него и насмешливо улыбаюсь. Ладно, твоя взяла, Николай Андреевич, поговорим. Сделаем вид, что я повелся на этот дешевый развод.

– Значит, ты разбираешься? – фыркаю я, сбивая с локтя приземлившуюся на него пылинку. – И конечно же, в седле ты держишься лучше?

– Лучше тебя держаться не сложно, – Ольшанский как мальчишка, тут же закусывает удила. Боже, как ему не терпится со мной помериться хоть чем-нибудь, аж смешно. Да, достал я тут не только Вику. И это ведь Ник еще не знает ни о чем. Ни о поцелуях у Викиного подъезда, ни о моих методах ведения переговоров. Знал бы – уже бы, поди, от бешенства собственную челюсть проглотил.