— Не сме… — Ветров будто закусывает себе язык, не договорив от этой своей наглой фразы всего одной буквы.
— Ты что-то там хотел сказать? — ядовито переспрашиваю я и пытаюсь найти в себе силы на лишь один шажочек вперед. Чтобы стряхнуть его пальцы с моей шеи. Он ведь сейчас дыру в моей коже прожжет…
— Не надо, Вик, — уже совсем по-другому просит Яр. И придвигается еще ближе, склоняется к той стороне лица, с которой убраны волосы, — пожалуйста. Не надо…
Просит? Он меня просит? И как вообще он смеет меня просить?
Даже больше скажу, как смеет он сейчас касаться меня? Хоть даже и своим дыханием, мне плевать, пусть дышит в другую сторону.
— Викки, — губы Яра почти касаются моей скулы, но останавливаются в паре миллиметров от кожи, он, кажется, и сам не осознает, что именно он несет, — девочка моя… Господи, как же я по тебе скучал.
Я разворачиваюсь к нему довольно резко, он аж вздрагивает от внезапности моего движения. Это слишком опасно, но куда уж опаснее, я и так будто нахожусь в самом сердце яростного пожара. Сталкиваюсь с Ветровым взглядом, и он снова замирает. Как тогда, в понедельник, цепенея всем телом, так, что это невозможно не заметить. Яр даже не моргает, лишь смотрит на меня, в мои глаза, и чуточку ниже. И… Какого черта?!
По идее, я выгляжу достаточно выразительно, и любому другому мужчине всего этого должно быть достаточно, чтобы понять — ничего не светит, нужно сменить цель.
Но Ветров никогда не понимал мою невербалику. Не понимает и сейчас. И смотрит он на меня, будто неделю голодавший, внезапно увидевший перед собой отлично прожаренный стейк. По глазам его видно, что еще чуть-чуть, и он сорвется, упадет на меня со всеми своими губами, руками и прочим своим имуществом.
Только почему-то не падает…
Смотрит Ветров на меня не отрываясь, не моргая, и сжимает и разжимает кулаки, будто пытаясь сбросить напряжение в ладонях. Будто хочет ко мне прикоснуться, но что-то ему мешает.
Господи, да что за чушь я думаю? Я не хочу быть хороша для него. Не хочу.
— Ветров, — каждое мое слово пропитано ядом насквозь, — я повторю тебе по слогам, раз одним словом ты не понимаешь. От-ва-ли! Оставь меня в покое! Навсегда!
Если вы когда-нибудь рычали шепотом — потому что привлекать к себе внимание не хотели, то вы поймете, каким именно тоном это было сказано. И — на этот тон ушли, кажется, все остатки моих сил. Впрочем, теперь ведь главное — не менять выражения лица и крепче сжать скрещенные на груди руки. А для новой вспышки злости мне будет достаточно его ответа!
— Я не могу, — сипло выдает Яр, все так же пожирая меня своим ненасытным взглядом, — я не могу оставить тебя, Вик. Не могу.
— Восемь лет назад у тебя это прекрасно получилось!
Глядеть в глаза Ветрова в упор оказывается жутким испытанием. Вопреки всему самообладанию, вопреки тому, как я вцепилась всеми зубами собственного разума за то, что этот мудак оставил мне «на добрую память». Все равно — больно, будто кожу с меня содрали.
А Ветров в ответ…
Ярослав Ветров! Гордый до заносчивости! Высокомерная сволочь! Встает на колени! Передо мной!
— Яр… — полузадушенно выдыхаю я, от неожиданности забыв, что так его вслух не называю.
Все-таки было куда опаснее… Сейчас я это понимаю, потому что оказываюсь в том самом углу, из которого нет выхода.
Его ладони — на моей талии. Ниже не опускаются. А сам он зарывается лицом в блузку на моем животе и тихонько стонет. Глухо. Сдавленно.
— Викки… — его исступленье проникает в мою кровь и шумит там лютой отравой. Заставляет вспомнить то, что я так хотела забыть все это время.