– Что это? – изумленно на стену рядом с дверью посмотрела. Кто-то приделал к ней миленький почтовый ящик: белый с розовыми и зелеными нарисованными бантами и сердечками. Чтобы наверняка, ведь на такое язык не повернется ругаться. Неужели дочка придумала? А Елена Ивановна как согласилась?! Такое на клей не приделаешь. Им помогал кто? Здесь еще какая-то кнопочка в виде маленького цветка с сердцевиной, изображавшей подушечку пальца. Все-таки инновации везде! Я нажала и открылась подножка с письмом.
– Ничего себе! – я забрала его, и она сама захлопнулась. Пожелтевшая, состаренная бумага, с запахом чернил и сирени, скрепленная красной восковой печатью. Я ничего не понимала!
– Ника! – позвала, войдя в дом. – Никусь!
– Привет! – она выбежала и подставила макушку для поцелуя. – Как дела? – как-то подозрительно невинно поинтересовалась.
– Ты знаешь, что это? – я показала ей письмо.
– Не-ет! – и глаза так выразительно округлила.
– Елена Ивановна, а вы знаете? – я пристально на няню посмотрела.
Она губы поджала, видно, боролось с собой.
– Катерина, сама посмотри.
– Ладно, – я пальто скинула и прошла в спальню, печать сломала стремительно. Я знала, чьи это проделки: няня наша только перед Вадимом робела. Он для нее большой человек, из династической семьи политиков и чиновников. Она за его отца голосовала, когда много лет назад его мэром выбрали. Полонский для нее как человек из телевизора. Я вздохнула тяжело и взглядом по бумаге пробежала.
Письмо было написано от руки, и я безошибочно узнала почерк. Резкий, в разлет, с крутым наклоном.
Писать? Вадим тратить драгоценное время на письма от руки?! Удивительно.
Я хмыкнула. Стиль Вадима чувствовался. Что он мне хочет рассказать? О своих похождениях? Об этом мне знать совершенно не хотелось.
Вадим нарисовал улыбочку, но мне смешно не было. Ирина Владимировна и Александр Иванович строили головокружительную карьеру и пополняли свой бюджет огромными ресурсами государства. Им не до сына было.