Не представляю, как мудрый, уравновешенный как древний слон Влад может дружить с дурашливым Погодиным? Да не просто дружить, но и делиться с ним откровениями! Тот же всерьез ничего воспринять не способен. Даже на совещаниях хохмит и улыбается своей голливудской, неестественной улыбочкой, чем жутко всех бесит.
Между тем, Дима выслушивает меня с буддистским спокойствием, не перебивая. Салат он поглощать перестал, чашку с белым чаем (очень полезный, очищает организм от шлаков и токсинов) отставил подальше.
– Думаешь, Марина уволилась, а теперь нагибает нас всех издалека? – он спрашивает без иронии, наоборот, пытаясь проанализировать услышанное.
– Как вариант. Слишком уж нелепы ошибки в договорах, слишком всё выглядит… очевидно. Ты вот лично документы проверял или тоже отдал на откуп сотрудникам?
– Проверял, – пожевывает губу Погодин. – Я к цифрам внимателен, сразу бы заметил неточность. Но я – не последнее звено, да и бухгалтерия не последнее. Правки могли пройти после нашего согласования, хотя по правилам мне и должны выслать документ повторно. Хм. Хорошо, допустим, Марина нам за что-то мстит или добивается развала по другой причине. Но зачем ей это?
– Дим, мне откуда знать? Я с этой Мариной даже не знакома. Но отчетность у неё хорошая, я всё перепроверила, итоговые данные чисты. А вот в договорах – полный бред.
– Любопытно, – Погодин облизывает нижнюю губу. – Надо подумать, чем мы могли Марине насолить. Какие ещё предположения, кто у тебя на карандаше?
– Никаких. Я всех подозреваю.
– Даже меня, самого безобидного на свете экономиста? – и вновь эта идиотская улыбка.
Нормально же общались, чего опять начинается!
– Тебя – в первую очередь. Ты с деньгами связан, у тебя все возможности имеются. Уж не знаю, как вы дружите с Давыдовым, но я тебе не доверяю.
Говорю это без эмоций, нарезая тонкими ломтиками отбивную. Почему-то Погодину легко признаваться. Не чувствую в нем реальной угрозы.
– Ну и правильно, – важно кивает он. – Всё больше уважаю выбор Влада. В деловом плане, – подмигивает, – хотя и в личном тоже.
…Мы возвращаемся на работу, и я в сотый раз закапываюсь в бумагах, пытаясь выстроить логическую цепочку. Чувствую, что упускаю какую-то мелочь, но какую – не разобраться.
Мне бы закрыться на недельку-другую от внешнего мира, всех выгнать, шум исключить. Сидеть и думать. Думать и сидеть. Но, увы, этот самый внешний мир давит, напоминает, что "ты вообще-то часть социума, а потому соизволь-ка подписать вон те восемь сотен бумажек, ответить на пятнадцать тысяч вопросов и в перерывах не забывать о том, что ты с Давыдовым вроде как сошлась, а потому должна быть женственна и прекрасна".
Вроде как – потому что официальных статусов мы друг другу так и не присвоили. Не было такого, чтобы я написала соглашение «Об отношениях», а Давыдов его подписал. Мы вместе ночуем, завтракаем и ужинаем. Мы воспитываем одну кошку на двоих. Мы сознательно обходим тему симпатии, привязанности и любви.
Мне хорошо с ним, а ему – наверное – со мной.
Но я до сих пор не могу расслабиться. Напряжение идет изнутри. Чувство тревоги, непонимания, далекой, но уже ощутимой опасности. Я понимаю: скоро рванет, и нам придется всё обсудить – потому что два тридцатилетних лба не могут делать вид, будто они свободные птицы, которые в любую секунду могут выпорхнуть из гнезда обязательств и улететь незнамо куда.
Но мы сознательно оттягиваем этот разговор.
Ведь Давыдов прав: вечерами он возвращается домой и даже не садится за ноутбук, а значит… значит, между нами что-то поменялось.
Почему тогда так страшно вновь наступить на те же грабли – уже заржавевшие, намертво вросшие в землю, – что и семь лет назад?
***
Его сестра не была идеальной.
Алиса умела появляться как будто из пустоты и исчезать туда же, как только получала желаемое.
Влад прекрасно знал, что она им пользуется, пусть сама не отдает себе в этом отчета – но ничего не мог поделать. Младшую сестру он ценил и пытался сделать всё для того, чтобы она была счастлива. С первого дня, как родители притащили домой орущего младенца и сказали, что её надо беречь. Они повторяли это часто, словно своеобразное заклинание.
«Ты у неё один. Ты её старший брат. Ты должен заботиться о сестре».
Он впитывал и запоминал.
Алиса росла тяжелым подростком. Проблемная, вечно влезающая в проблемы, капризная, зато честная и открытая, добрая, ужасно наивная. Маленькая девочка. Всегда, даже спустя двадцать лет.
Это не мешало периодически хотеть дать ей затрещину. Например, когда она отчислилась из первого института, чтобы уехать на острова и изучать буддизм. Когда решила устроиться танцовщицей в ночной клуб (чтобы развить внутренний потенциал). Когда познакомилась со своим Максом… когда вернулась к нему… и ещё раз… и ещё.
Если Алиса возникала на пороге, Влад интуитивно догадывался: что-то случилось.