Мои часы

На этот раз тип в мастерской сказал мне, что в часах «хрусталик погнулся и пружина искривилась». А ещё он заявил, что часть ранее сделанной работы придётся переделывать заново. Но всё-таки он устроил всё как надо, и часы стали работать превосходно, за исключением того, что иногда, спокойно проработав часов восемь, они как будто с цепи срывались: начинали жужжать как пчела, а стрелки при этом вертелись с такой скоростью, что становились неразличимы и казались тонкой паутиной на циферблате. Они наматывали сутки за шесть или семь минут, а затем с грохотом останавливались.

С тяжёлым сердцем я пошёл к новому часовщику, и снова смотрел, как он разбирает мои часы на кусочки. На этот раз я приготовился устроить ему жёсткий допрос, так как положение уже становилось серьёзным. Часы изначально стоили двести долларов, а на их ремонт у меня ушло уже две или три тысячи. Ожидая, я присмотрелся к часовщику и узнал в нём старого знакомого – пароходного механика, к тому же не из лучших. Как и другие часовщики, он тщательно осмотрел все детали, а затем так же уверенно вынес свой вердикт.

Он сказал:

«Они выпускают слишком много пара – надо бы получше закрутить предохранительный клапан».

Тут я раскроил ему череп и оплатил его похороны.

Мой дядя Уильям (ныне, увы, покойный) часто говорил, что хороший конь остаётся таким, пока не закусил удила, а хорошие часы – пока до них не добрались часовщики. А ещё он интересовался, что происходит с неудавшимися лудильщиками, оружейниками, сапожниками, механиками и кузнецами. Но никто не мог ему сказать.