Мои часы идут иначе

Многие принимают участие в "обслуживании войск". Мы удивляемся, кто только не именует себя актерами, танцорами и певцами. Но и профессионалы обязаны выступать перед войсками и тем самым вносить свой вклад в "поднятие и укрепление духа в тяжелые времена". Итак, вместе с моими коллегами я отправляюсь в "турне". В большинстве случаев это постановки с минимумом декораций и шестью-семью персонажами.

Я играю в Париже в "Театре на Елисейских полях", где гримерная великой Сары Бернар полностью сохранена, как и при ее жизни; я гастролирую в Лионе и в брюссельском "Королевском театре", который по своей акустике и архитектуре просто театр мечты.

И вот однажды вечером мы играем в Лилле "Любимую". Здесь, во Франции, после капитуляции французской армии - тишина, зловещая тишина. В маленьких городках немецкие оккупационные части начинают скучать. И Люфтваффе совершает только разведывательные полеты над Англией. Несколько месяцев спустя все изменится: за разведывательными полетами последуют бомбардировки, беспощадные бои, "воздушная битва за Англию".

Но тогда в Лилле мы еще не догадываемся об этом.

Спектакль окончен. Как это часто бывает, и здесь нас приглашает комендант города на стаканчик вина. Я колеблюсь. Знаю я эти приглашения, которые навевают лишь удручающую скуку: вялая беседа, искусственное веселье... У меня нет никакого желания, а точнее - я устала.

Мои коллеги уговаривают меня. Как "звезда", я не имею права отказаться.

"Круговой чаркой" обносят в боковой комнате маленького ресторанчика. Здесь более или менее регулярно собираются на вечеринки немецкие офицеры.

Ничто не предвещает, что этот вечер будет чем-то отличаться от других: те же разговоры, те же шутки, плохо скрываемое любопытство, за внешней корректностью маленькие фривольности, тайное желание "кое-чего еще"...

Входит запоздавший гость, офицер Люфтваффе, рослый и самоуверенный, но без следа надменности. Останавливается в дверях, словно ища кого-то. Видно, что здесь он не завсегдатай.

Секунду испытующе смотрит на меня. Потом кивает, улыбаясь. Его глаза завораживают меня. Он подходит, склоняется передо мной и говорит как ни в чем не бывало:

- Я знал, что встречу вас.

Мы непринужденно разговариваем, словно давние друзья. Чуть позже он объясняет мне, что и не собирался выходить сегодня вечером: "Я редко бываю здесь, почти никогда, сегодня же должен был пойти..."

Мы смотрим друг на друга: это было предопределено.

Йеп - командир эскадрильи в истребительном полку.

Как это часто бывает среди людей, духовно близких, нам с Йепом для взаимопонимания не нужен ни телефон, ни какие-либо другие средства связи. И наши письма, собственно, всего лишь дополнительное выражение того, что мы вместе ощущаем, думаем и чувствуем. Наш контакт не прерывается ни на секунду, даже когда между нами тысячи километров.

Йеп пишет мне очень подробно, несмотря на участие в боях или, возможно, из-за участия в этих боях, которые в любой момент могут оборвать его жизнь.

Я процитирую его письма, потому что они являются документом эпохи.

"1940 год. Вчера у меня был кровопролитный воздушный бой, в котором все-таки не повезло англичанину и он со своей машиной нашел смерть... я убийца... я все время твержу себе: меня не свалишь...

Думал ли мой противник то же самое?

Как долго мне будет везти?

Эта ужасная война! Она все время загоняет нас в безумное положение обороняющегося.

Когда вчера после боя, мокрый от пота, я вернулся к себе на квартиру, в темноту (электрический свет не горит, лишь на столе одна свеча), то нашел там три письма от тебя, одно от 29.12, другие от 1.01 и 2.01.

Как раз в этот день мыслями я был с тобой и мне захотелось иметь маленький медальон с твоим портретом. Когда я раскрыл письмо и действительно обнаружил там медальон, я только повторял: "Спасибо, спасибо, спасибо". Ты услышала мои мысли.

Я так радуюсь медальону с маленьким фото потому, что теперь всегда могу носить его с собой. Всегда, когда мне захочется, я смогу посмотреть на него, оно будет со мной в тысячах метров над Англией, оно разделит мою судьбу, сгорит, пойдет в плен или замерзнет вместе со мной в ледяных волнах.

На улице воет ветер. Я вслушиваюсь в него - я хочу услышать твой голос и твои легкие шаги и вправду слышу их...

Ветер продолжает завывать, бесконечно, беспредельно...

Бесконечным должно быть и маленькое "я" во Вселенной..."

"Март 1941. Вчера я снова бродил, при этом проходил мимо французского кинотеатра, в котором шел фильм "Les mains libres" ("Освобожденные руки"). Я видел фильм раньше, но мне захотелось снова увидеть тебя. Я счастлив. И замечаю там много деталей: например, твою сумочку с монограммой "Le Journal d'Olga Tschechowa". Ты все время старалась держать ее так, чтобы нельзя было прочесть твое имя...

Мне было приятно видеть тебя, но ты не стала ближе. Ты ведь и так всегда со мной. И все же я радовался мелочам, которые знаю в тебе. Не было твоего голоса - какая-то француженка тусклым, приглушенным голосом говорила вместо тебя. Так комично, когда слышишь синхронизированный голос, голос, который совсем не подходит человеку...