Ловлю его будоражащий взгляд на себе. Я думала, он улыбнется, как и я. Но он лишь внимательно смотрит несколько секунд, затем медленно подходит ближе и берет мое лицо в свои теплые, слегка шершавые ладони. Я не сопротивляюсь этому касанию. Даже наоборот, жду продолжения, глядя в его темные глаза. Сначала его губы жадно и отрывисто касаются моих щек. Затем Давид приближается к моим губам и накрывает их нежным поцелуем. Я впускаю его глубже и касаюсь его языка своим. Как извращенка, хочу ощутить и запомнить его вкус, испытывая при этом удовольствие и нежность. А еще защиту. Я все время чувствую ее рядом с ним. Мне хочется утонуть и забыться в этом мужчине. Я не хочу, чтобы наша связь каким-то образом прерывалась. И только внезапный детский плач заставляют меня резко отпрянуть от Давида. В одно мгновение я перевожу дыхание и подхватываю на руки Анюту, чтобы она не разбудила брата.
– Она кушать просит, – выдаю я сбившимся дыханием и замечаю, что Давид опускает взгляд и смотрит на вырез моего халата. Я инстинктивно запахиваю его. Надеюсь, его фантазии не слишком разгулялись по этому поводу.
– Мне выйти? – спрашивает мужчина и снова стреляет глазами на вырез.
– А ты хочешь остаться?
– Я хочу посмотреть, – говорит он достаточно серьезно, поднимая на меня взгляд. Меня немного смущает его откровенность. Все это как-то слишком интимно. Хотя, с другой стороны, а что здесь такого? Этот мужчина всего лишь секунду назад признавался мне в своих чувствах, а я своим языком исследовала его рот.
– Ладно, – отвечаю я и чувствую, как мои щеки заливаются алой краской. – Только подержи ее несколько минут. Я быстренько руки помою.
Осторожно передаю мужчине ребенка, а сама выскакиваю в ванную. Тщательно вымываю руки и несколько раз умываюсь холодной водой.
Пока вытираю лицо мягким полотенцем, думаю, почему я не родила детей от такого мужчины, как Давид? Красивого, доброго, заботливого мужчины, на которого можно положиться в трудную минуту? Почему мы не встретились с ним раньше? Почему вместо него Бог послал мне Вадима?
Давид
Я боялся, что Диана пошлет меня с моими желаниями. Или того хуже соберется вместе с детьми и уедет к себе в холодную квартиру.
Девушка возвращается из ванной и забирает у меня дочь, перекладывая ее на кровать. Она все в том же длинном махровом халате. Вещь громоздкая и бестолковая, потому как совершенно не скрывает ее худенькие, стройные ножки, а совершенно наоборот – только разжигает мой интерес и желание раздвинуть полы этого халата и насладиться видом. Эх… С усилием воли отрываю от них свой взгляд.
– Ты можешь на секундочку отвернуться? – растерянно спрашивает Диана.
– Конечно.
Разочарованно вздыхаю и отворачиваюсь к окну.
Спустя буквально минуту я слышу звук, напоминающий икание ослика, а затем голос девушки:
– Можно поворачиваться, – разрешает она, и я возвращаюсь к кровати. Диана лежит на боку. Одна ее грудь прикрыта одеждой, а вторая Аниной головкой. Оказывается дочь смешно похрюкивает, когда ест. Сосредоточенный вид Дианы вызывает у меня улыбку.
– Ну вот и весь процесс, – говорит девушка, положив голову на подушку и подняв на меня глаза.
– Можно я присяду рядом с вами? – Глядя на дочь, подхожу к кровати.
– Можно, – опускает ресницы Диана. Ну прямо Мадонна с младенцем на руках.
Присаживаюсь напротив и, рассуждая, невольно сравниваю их с Аней внешнее сходство.
– Она на тебя очень похожа. Форма глаз как у тебя. И губы, – добавлю я и скольжу по ним взглядом, и Дина машинально их облизывает.
Похоже, мою выдержку ждет ночь испытаний.
– И уши, – улыбается Диана.
– Нет. Уши как у меня, – на автомате вылетает из моего рта. Понимаю, что ляпнул немного не то, и тут же исправляюсь и вскидываю руки в примирительном жесте: – Это была неудачная шутка. Не подумай ничего такого.
– Я ничего и не подумала, – мягко отвечает она.
Приятно видеть ее такой по-домашнему расслабленной. Искренне улыбающейся и спокойной. Во мне внезапно появляется острое желание сделать эту девушку счастливой.
Когда процесс кормления одного ребенка заканчивается, я помогаю переложить его в кроватку и подаю другого. Ловлю себя на мысли, что быть матерью – нелегкий труд. А быть матерью-одиночкой для двойни – в раз десять тяжелее.
Спустя несколько минут Анюта начинает капризничать и требовать внимания. Мне ничего не остается, кроме как снова взять ее на руки. Помимо этого она требует, чтобы я не стоял как истукан, а ходил с ней кругами по комнате.
– Дин, а как ты сама с ними справляешься, когда одного надо кормить, а вторую на руках носить? – с улыбкой спрашиваю я, приподняв бровь, нарезая десятый по счету круг.
– Никак, – признается она. – Поэтому соседи и думают, что мои дети сутками плачут. Пока одно кормлю, вторая плачет. И наоборот.
Не знаю, что ответить на это. Глупо с моей стороны изображать из себя умника или заботливого отца. До недавнего времени я о наличии детей и близко не догадывался. Теперь я более чем уверен, что мне необходимо быть рядом.