Я ловлю себя на мысли, что будь у нас нормальные… достойные отношения, то я бы приникла к нему, а он меня обнял, рыча на всех прочих, что не усмотрели. Но вместо этого получаю лишь бесстрастность и две пропасти на месте глаз, сходные с той, в которую я чуть не упала.
И вместо беспокойства его воронья — враждебное удовлетворение. Может они и не желали моей смерти, но были бы вовсе не против.
Хотя нет, кто-то из них желал.
— Мою лошадь понесло, — сказала я с определенной сдержанностью, хотя и меня, и мой голос пробивало на дрожь, — И не просто так…
— О чем ты?
— В нее стреляли, — я вспомнила звук, что услышала как раз перед тем, как все произошло, — Камень или стрела — сейчас и не поймешь ведь… Она встала на дыбы и понесла.
— Вы утверждаете, что кто-то намеренно хотел навредить вам, кюна? — вперед выступил хмурый ярл Биргир. Если я верно разобралась, именно он отвечал за воинское построение и дисциплину и производил впечатление человека верного и вполне разумного.
— Да, это так, — задрала подбородок.
Группа воинов, собравшаяся вокруг нас, зароптала. Для них обидеть тех, кого они считали вторыми своими родителями значило прогневить богов. Но многим ли из них я могла бы стать матерью и хозяйкой?
— Это серьезное обвинение, — лицо Ворона сделалось будто темнее.
— Это серьезное происшествие, — я постаралась удержать истерические нотки. Наказание за нападение на кюну — смерть. Я не желала невинным зла, но оставлять врага за своей спиной?
— Кто и что видел? — Ворон обвел взглядом всех, кто стоял поблизости.
Воины заговорили разом. Искренне.
И, судя по их словам, никто ничего не видел… ничего не было. Это я будто бы не справилась со своей лошадью, а теперь пытаюсь убедить в чем-то другом. Со стороны может все так и было, но я — то знала… Свист, дыбы, безумие… Ни одна прирученная лошадь не будет так нестись, если ей не сделать больно.
Я прикусила изнутри щеку, чтобы не заорать и не разразиться ругательствами. Вот значит как…И не докажешь. А слова кюны и моих страхов явно не достаточно — не на хорошем я здесь счету. Прежде всего у своего короля.
— А ты что скажешь? И почему я не помню твоего лица? — обратился вдруг Ворон к тому, кто стоял у меня за спиной.
Сердце обмерло… Даг. Он ведь не имел права здесь находиться. Не в одежде королевского воина. Без позволения…
— Кюна с детства умела обращаться с животными, — полным достоинства голосом заявил мой охранитель, отвечая сразу на все вопросы.
Нас накрыло тишиной… а потом и звуком вытаскиваемых мечей из ножен.
Два вороньих глаза будто стали больше, вовлекая меня и Дага в водоворот тьмы, а потом король вдруг бросил своим ярлам:
— Прочь. Все.
Не посмели ослушаться. Отодвинулись подальше, чтобы только не слышать нас. Но не ушли совсем — кажется, стоило мне или Дагу дернуться, в нас вонзится сразу множество стрел.
— Кто таков? — подступился король.
— Охранитель. С детства я рядом с Эсме… и сейчас не посмел оставить.
— И как долго следуешь за нами?
— С самого начала.
— Ты знала? — это уже мне.
— Нет, — скривилась, — Но в жизнь не пожалею об этом — потому что и жизни без него не было бы. Меня пытались убить или напугать… разве не должен ты что-то сделать с этим?
— А сделал ли я что-то с тобой, когда
— Я была готова к этому, — прищурилась, — К любому справедливому наказанию. А вот ты почему не готов поступить справедливо? Или тебе также выгодно мое падение в пропасть?
Неужто ударит?
Он был близок к этому.
Но я не могла молчать. Мне сделалось страшно… слишком страшно оставлять это происшествие только в воспоминаниях. Впереди еще много пропастей, и я не могу каждый раз бояться поворачиваться спиной к тем, кто должен меня защищать.
— Обвиняешь меня?
— Нет, — нехотя. Вот не чувствовала я в нем движения смерти, — Но одного из твоих людей.
— Знаешь кого именно?
— Нет. Но когда в нашей крепости было совершено покушение на одного из сыновей ярла, и виновен оказался кто-то из целой группы воинов, мой отец вытащил первого же и отправил на плаху, и пригрозил убивать по одному каждый день, если не проявится настоящий виновник.
В глазах Эгиля-Ворона что-то мелькнуло. Непонятное… но его губы выплюнули лишь.
— Я не буду губить верных мне людей ради твоих предположений.
Вздрогнула.
Правду говорят — слова, бывает, ранят сильнее ножа…
— Хочешь сказать… не будешь губить своих людей ради
Но потом снова потемнел лицом.