— Ты должна благодарить богов и мое милосердие за то, что мы оставилась в живых и о тебе было кому позаботится, — шипела мне мачеха раз за разом. Особенно громко тогда, когда я удирала из-под надзора или разбивала нос её сыночку, своему сводному брату.
— Я должна благодарить лишь доброту простой женщины и ваш страх перед проклятьем, — однажды ответила ей дерзко, за что получила пощечину. Но это была последняя её пощечина — с того дня я пообещала себе, что никому не позволю унижать себя.
И сдержала обещание.
Постепенно кюне Хлив пришлось смириться с моим присутствием. И хотя она не упускала случая меня уколоть, с каждым годом это удавалось ей все меньше. Я мало чем дорожила, потому и сложно было управлять мной, угрожая лишить этого.
Что у меня было, кроме собственного имени и судьбы?
Верность Дага.
Настороженное одобрение отца, который разглядел во мне способности и интерес к общему укладу и военным ремеслам.
Возможность тренироваться и уходить за пределы крепости, когда мне вздумается.
Но без этого я смогла бы прожить. Я вообще, как оказалось, мало что оценивала высоко.
Собственную жизнь?
Теперь и её потребовали в уплату.
Хотя разве не к этому я стремилась? Чтобы меня ценили также, как прочих воинов? А те по первому приказу готовы были умереть за своего короля.
— Как же я могу это сделать, отец? — получилось хрипло и неуверенно.
Дай сил мне и злости, Фрейя, потому что сейчас мне действительно страшно.
— Подобраться к нему… и усмирить.
Дрогнула, еще до конца не осознавая весь его план, но понимая, что он имеет в виду. Ведь усмиряли или воины диких жеребцов, или женщины — мужчин. А у черных колдуний именно так и проявлялась сила.
С первой ночью и новой луной.
Я обвела взглядом стоявших кругом ярлов, но ни у одного не увидела сомнений в этом предложении. Или сожалений. Каждый готов был отдать жизнь за крепость, земли или свои владения, даже мой трусливый младший брат. И они пребывали в полной уверенности, что и я должна так поступить.
Но великий Ингви, милостивый бог солнечного света… Одно дело ворваться на поле боя, размахивая мечом — я даже представляла себя в этой роли, хотя меч и был слишком тяжел для меня — и совсем другое — вот так!
— Вы хотите, чтобы я добралась до него… И принудила? И когда клеймо проявится…
— Сплела заклятие, — подтвердил отец. — И я бы не говорил о принуждении в твоем случае.
Он окинул взглядом мою фигуру, а я постаралась не заметить этого.
Прикусила губу и пробормотала растерянно, утыкаясь взглядом в каменный пол.
Но я же не знаю ничего… Ничего из заклятий. Меня никто не учил, и дочерью колдуньи я называюсь лишь по рождению. Для тебя я всегда была дочерью рассвета…
Эсме Грайдоттир.
«Изумрудная» — за мои зеленые с рождения глаза.
И «Рассветная», потому что никто не знал имени моей матери.
— Я предоставлю тебе ту, что знает.
Вскинулась.
— Чернокнижницу?
На наших землях черных колдуний не боялись особо, но и не привечали. Потому и те обходили крепости стороной. Неужели кто-то из них — себя я к ним не могла причислить, не готова была! — добровольно согласился помогать ярлам и королю?
— Мы поймали одну недавно, — пояснил ярл Торрод, усмехнувшись тонкими губами, почти незаметными за неопрятной бородой.
Мне не понравилось, как он это сказал. И, как всегда, неудовольствие и злость помогли мне взять себя в руки. Права была мачеха, назвав меня отродьем Фрейи.
— Поймали? Как дикого зверя в силки? Она творила непотребства в крепости? — уточнила холодно.
— Бродила в лесу со своими травками.
— И что в этом плохого?
— Я защищаю своих людей от дурного влияния.
— Влияния, которое вы хотите использовать для их спасения?
— Мое право.
Поморщилась, но больше не сказала ничего.
Мужчины.
Их мечи не прекращали свои смертельные песни, а в руки навсегда въелась сажа походных костров и кровь врагов. И право сильного они не забывали ни на миг — ни когда пили, ни когда спали, ни когда снова поднимали полотнища истрепанных знамен.
— Я подумаю…
— Трусиха! — сплюнул несдержанно Одд.
— Я подумаю, — повторила с нажимом и ответила ему презрительным взглядом, — как всё сделать должным образом. Любая ошибка приведет к тому, что я даже близко к нему не подойду — тогда и моя жизнь, и моя смерть окажутся бесполезными.
Ярлы одобрительно зашумели, а отец встал и положил тяжелую руку мне на плечо.
— Не сомневался в тебе, Эсме.
Кивнула.
— Я хотела бы уйти к себе.
— Мы встретимся здесь после завтрака и подробно обсудим план.
— Хорошо.
Не глядя больше ни на кого, я вышла из залы, стараясь не бежать, прошла мимо встрепенувшегося Дага, добралась привычным путем наверх, на стену, которой почти никто и не пользовался, и глотнула свежий воздух.
Не помогло.
Меня вывернуло горечью и всхлипами.
Спустя какое-то время я встала, дрожа, и вцепилась в каменную кладку непослушными пальцами.
Солнце опустилось ниже, отчего лес вокруг замка сделался кроваво-красным, а вездесущий туман будто потемнел и кликал беду.