Мой чужой лорд

Под губами — ее вздрагивающий животик. И язык Вэля рисует на тонкой коже замысловатые узоры. Больше вздохов, милая, еще больше. Каждый твой тихий стон ласкает слух, каждым хочется гордиться.

Ладони — мнут шелк тонкой сорочки, которую Фэй носит под платьем. Мнут и задирают выше, лишь бы не мешало. Никакой шелк не может быть нежнее этой атласной кожи. Фэй снимает сорочку сама.

— Спасибо, милая, — выдохнул Вэль, касаясь голодными пальцами таких любимых холмиков ее груди. Только бы не сорваться, только бы не оставить на этой нежной коже синяков, не сделать больно его хрупкому цветочку.

От ласкового танца с маленькими сосочками стонов становится больше. Кажется, Фэй пытается сдержаться, тем приятнее, что у нее не получается. Она непривычно тиха, не произнесла ни одного толкового слова, впрочем, ее тело говорит за нее. Да и стоны — стоны остались. Стоны ласкают слух. И не нужна уже даже эмпатия, чтобы понимать ее желания и удовольствия. Так даже интереснее — отмечать как Фэй выгибается, чтобы лишний раз прижаться к Вэлю, когда он наконец роняет жену на кровать и заставляет ее раздвинуть колени.

— Красивая моя, — тихо шепчет Вэль, скользя пальцам между нижних девичьих губ, задерживаясь на чувствительном бугорке клитора и заставляя Фэй лишний раз вздрогнуть. Действительно красивая. Особенно так — обнаженная, без клочка одежды на теле, с раздвинутыми ногами, открытая и возбужденная. Он и не надеялся, что она будет для него такой — сама, без принуждений и всякой дряни, вроде жароцвета. А нет — вот она. Такая. Для него. И это опьяняет покрепче вина.

Фэй смущается. Не знает, куда деть руки, поэтому цепляется пальцами в простыню. И это удивительно пробирает — эта ее неискушенность. Вэль даже не торопится ее портить, научить он ее всегда успеет, а сейчас — сейчас ей точно очень хорошо, потому что она искусала себе уже все губы и тихонько всхлипывает, пока Вэль без лишней спешки продолжает растравливать Фэй аппетит. Нет материнских меток? Значит, проступят завтра.

— Вэль, пожалуйста… — шепотом, задыхаясь, с мольбой. А Вэлькор не может удержаться от победной улыбки. Вырвал все-таки. Превозмог эту ее странную молчаливость.

— Ну раз ты просишь, — усмехнулся он и потянулся вперед, прижимаясь к ней всем телом. Жмурится, вздрагивает, прижимается так крепко, что сложно вздохнуть. Сама нетерпеливо ерзает, в ожидании пока наконец уже член Вэля войдет в ее лоно. Тугая до безобразия. Уже первый толчок внутрь нее — испытание для Вэля, потому что, кажется, что от такого удовольствия и удар хватить может, а оргазм — и подавно. Но нет, Вэль еще никогда не оставлял свою леди без удовольствия, Вэль любит каждое скольжение внутрь, в нее, в горячую, мокрую, так сладко стонущую.

— Моя, — из губ в губы хриплым шепотом.

— Моя, — и Фэй вскрикивает, цепляясь в его плечи.

— Моя! — И даже не обязательно это вслух говорить, это отдается эхом по всей душе, доносится до всякого потаенного уголка. Мелира еще удивлялась, как это Вэль может не отрываться от жены и вечер, и утро, и ночь. Да хоть неделю, хоть две, еще бы дал кто…

После Фэй лежит, не шевелясь, в объятиях Вэля, прижимается лбом к его груди. И лбом, и ладонями, и вообще кажется, что она пытается в Вэля врасти. Недолго. Увы, недолго. Все-таки высвобождается из кольца его рук, шагает к своей одежде.

— Милая, что-то случилось? — негромко спрашивает Вэль, когда Фэй надевает платье и телекинезом застегивает крючки. Да, не до служанок, но могла же попросить его. Уж Вэль не отказался бы от этой помощи, она была бы в удовольствие.

— Потом, — тихо откликнулась Фэй. Увы, их действительно ждут и ужин почти закончился.



Джалкин кажется недовольным, но по всей видимости он рад, что Вэль и Фэй все-таки появились на ужине — от такой женской болтовни Мелиры и Лэрви устал уже и пресветлый князь.

Вэль разговаривает с князем, и слова, которые он говорит, даже не запоминаются, стоит им только сорваться с языка. Он постоянно бросает взгляд на жену, такую странную, напряженную и бледную — в затопленной светом столовой зале это особенно заметно. Кажется, это замечает и Джалкин, потому что в какой-то момент и он смотрит на дочь с беспокойством.

Нет, наплевать уже даже что это произойдет при других членах семьи. Они поймут и разделят это беспокойство. Может быть, именно при остальных она и скажет. Вчетвером-то гораздо проще вытянуть из нее, что вдруг так ее встревожило.

— Фэй, — тихо произносит Вэль, и девушка вздрагивает, поднимая взгляд от тарелки. Будто он не обратился к ней, а ударил.

— Ты сама не своя, милая, — осторожно замечает Вэль. — Что случилось?

Фэй молчит, кусая губы, явно нервничая. Нет, ей точно есть что сказать, но почему она так тянет. И глаза. Глаза умоляющие. Но не все так легко оставить. Ну как можно позволить своей жене изводиться попусту?

— Милая. Не молчи, — не повышая тона попросил Вэль. — Если что-то случилось, я наверняка могу помочь.

— Мы можем, — настойчиво добавил Джалкин. — Но изводить себя не надо. Не дело.