Мой Дагестан

- Не вижу моря, отец, - сказал и Джамалутдин, сын Шамиля. Он был заложником у царя: воспитывался в Кадетском корпусе и по возвращении на родину считал борьбу отца и горцев против белого царя напрасной.

- Увидишь, сын мой, - ответил Шамиль, - только смотри моими глазами.

От горы Гуниб до моря сто пятьдесят километров. Каким ясным должен быть день, каким лазурным и ярким должно быть море, какими зоркими должны быть глаза, какой высокой должна быть гора, чтобы можно было просто сказать: "Вижу море".

Даже в тех аулах, откуда море никак нельзя увидеть, когда спрашивают о настроении, иногда отвечают: прекрасное настроение, будто море перед глазами.

Кто кого украшает: Каспийское море Дагестан или Дагестан Каспийское море? Кто кем гордится: горцы морем или море горцами?

Когда вижу море, вижу весь мир. Когда оно волнуется, кажется, и всюду в мире неспокойная, бурная погода. Когда оно молчит, кажется, и везде царит тишина.

Я пришел к нему еще мальчиком, спустившись по крутым и витиеватым горным тропинкам. С тех пор окна моего дома всегда открыты в сторону моря. Но и окна самого Дагестана глядят туда же.

Когда не слышу морского шума, засыпаю с трудом.

- А ты, Дагестан, почему не спишь?

- Море не шумит, нету сна.

Про яркий цвет говорим - как море. Про сильный шум говорим - как море. Про широкие поля ржи говорим - как море.

Про глубину мудрости и души говорим - как море.

Даже про чистое небо и то говорим - как море.

Когда наша корова давала много молока, мама называла ее -"море мое".

Вспоминаю мать на балконе, кувшин со сметаной у нее в руках. Она сбивает масло, чтобы накормить нас, детей, играющих вокруг нее. Глиняная шейка того кувшина была украшена ожерельем из морских ракушек.

Чтобы масла получилось больше, - объясняла нам мать. А еще она говорила, что ракушки защищают от дурного глаза.

Каменная грудь Дагестана тоже украшена ожерельем из ракушек, ожерельем из прибрежных камней, ожерельем прибоя.

Привык Дагестан к шуму каспийских волн, плохо ему спится в тишине, совсем бы не смог он спать, когда бы лишился моря.

Белоснежные волны морские, скажите,

На каком языке вы со мной говорите?

Вы шумите, бурля, у подножия скал,

Словно в горном ауле воскресный базар,

Где кричащих на всех сорока языках

Наших горцев не может понять и Аллах.

День пройдет, грохотания нет и в помине,

Шелестите легко, как трава на равнине.

А еще вы начнете плескаться, бывает,

Словно мать по погибшему сыну рыдает.

Словно старый отец по наследнику стонет,

Словно конь оплошавший, что в паводке тонет.

То журча и ласкаясь, то яростно споря,

На своем языке говоришь ты, о море.

И сродни мое сердце твоей глубине,

Все твои превращенья понятны и мне.

Разве сердце мое не кипит временами,

Разбиваясь о камни тупые волнами?

Но потом, расстилаясь все тише и ниже,

Разве берег отлогий в бессилье не лижет?

Разве тайн никаких не хранит глубина?

И печаль у нас, море, и радость - одна.

Но скажу про свою, про отдельную боль:

Жажду морем напиться. Немыслимо. Соль.

Поезд, идущий из Москвы, прибывает в Махачкалу на рассвете. Ночь перед этим - для меня самая бесконечная ночь. Встаю среди ночи, вглядываюсь в темное окно. За окном еще степь. Гремит поезд, шумит ветер за стенкой вагона. Второй раз встаю и вглядываюсь в окно - степь. Наконец, встаю в третий раз - вижу море. Значит, это уже мой Дагестан.

Спасибо тебе, синее море, водный простор! Первым ты сообщаешь мне, что я уже приехал домой.

Отец любил говорить: "У кого есть море, у того всегда будет много гостей".

Абуталиб вторил ему: "У кого есть море, тот живет красиво, богато. Красивее моря могут быть горы, но и они у нас есть".

Эти два старика - мой отец и Абуталиб - часто, не сговариваясь, как только встретятся, уходили к морю. Они поднимались на холм, с которого видны все корабли, пришедшие в порт. Оттуда доносился до стариков запах рыбы и соли. Целыми часами они сидели молча, предоставляя возможность говорить только морю.

Пусть море говорит, а ты молчи,

Не изливай ни радости, ни горя.

Великий Данте замолкал в ночи,

Когда у ног его плескалось море.

Людьми заполнен берег или пуст,

Дай морю петь, волнам его не вторя,

И Пушкин - величайший златоуст

Молчал всегда, покамест пело море.

Перевел Н. Гребнев

Мой отец говорил: слушая море, научись понимать, о чем оно говорит. Оно много видело, много знает.

- Скажи, о море, почему ты солоно?

- Людской слезы в моих волнах немало!

- Скажи, о море, чем ты разрисовано?

- В моих глубинах кроются кораллы!

- Скажи, о море, что ты так взволновано?

- В пучине много храбрых погибало:

Один мечтал, чтоб не было я солоно,

Другой нырял, чтоб отыскать кораллы!

Перевел Н. Гребнев

Два седовласых горца, два поэта, сидят на холме, как два старых орла. Сидят неподвижно, молчат, слушают море. А оно шумит, заставляет думать о жизни, которая похожа на него и которую нужно переплыть от берега до берега, какая бы погода ни захватила на открытом и опасном ее просторе. В отличие от моря в жизни нет тихих гаваней, нет причалов. Хочешь не хочешь плыви. Будет только одна, последняя гавань, только один, последний причал.