Мой Дагестан

…Полон край мой силы и величья,
Полон птиц, чьи песни веселы.
И парят над ним, как боги птичьи,
Много раз воспетые орлы.

Для того, чтоб в небе их видали

На посту и в грозовые дни,
Скалы неприступные избрали
Грозным местожительством они.

То один поднимется и гордо

Рассекает крыльями туман,
То, как по тревоге, вся когорта
В голубой взмывает океан.

Над землей плывут они высоко,

Будто стражи зоркие ее,
И услышав их гортанный клекот,
Прочь летит в испуге воронье.

И готов, как в детстве, я часами

Там, где выси гор всегда белы,
Наблюдать влюбленными глазами,
Как парят могучие орлы.

То стоят в дозоре над горами,

То в степные двинутся края…
Самых смелых горными орлами
Называет родина моя.

Перевел Я. Козловский

Для японцев самые дорогие птицы — журавли. Японцы считают, что если больной человек вырежет из бумаги тысячу журавлей, то он выздоровеет. С летящими журавлями, особенно если журавли летят над Фудзиямой, японцы связывают радость и горе, разлуку и встречу, мечты и дорогие воспоминания.

Мне тоже нравятся журавли. Однако когда японцы спросили меня о любимой птице, я назвал орла, и это им не понравилось.

Правда, вскоре наш борец Али Алиев на соревнованиях в Токио стал чемпионом мира, и тогда один японский друг мне сказал:

— А ваши орлы ничего, неплохие птицы.

Нашим горцам я рассказал о битве, которая произошла в небе над Турцией между орлами и аистами. Когда я сказал, что битву проиграли орлы, горцы пришли в недоумение и даже обиделись. Они не хотели верить моим словам. Но что было, то было.

— Ты неправильно говоришь, Расул, — сказал наконец один горец. — Орлы, наверно, не проиграли битву, а все погибли. Но это же другое дело.

Был у меня один знаменитый друг, дважды Герой Советского Союза Ахмедхан Султан. Отец у него дагестанец, а мать татарка. Жил он в Москве. Дагестанцы считают его своим героем, татары — своим.

— Чей же ты? — спросил я его однажды.

— Я герой не татарский и не лакский, — ответил Ахмедхан. — Я — Герой Советского Союза. А чей сын? Отца с матерью. Разве можно их отделить друг от друга? Я — человек.

Шамиль спросил однажды у своего секретаря Магомеда Тагира аль-Карахи:

— Сколько человек живет в Дагестане?

Магомед Тагир взял книгу с переписью населения и ответил.

— Я спрашиваю о настоящих людях, — рассердился Шамиль.

— Но таких данных у меня не имеется.

— В ближайшем бою не забудь их пересчитать, — приказал имам.

Горцы говорят: «Чтобы узнать настоящую цену человеку, надо спросить у семерых.

1. У беды.

2. У радости.

3. У женщины.

4. У сабли.

5. У серебра.

6. У бутылки.

7. У него самого».

Да, человек и свобода, человек и честь, человек и отвага сливаются в одно понятие. Горцы не представляют, что орел может быть двуликим. Двуликих они называют воронами. Человек — это не просто название, но званье, притом званье высокое, и добиться его не просто.

Недавно в Ботлихе я слышал, как женщина пела песню о недостойном мужчине:

Что-то есть в тебе от лошади,
Что-то есть и от овцы.
Что-то есть в тебе от коршуна,
Что-то есть и от лисы.
И от рыбы что-то есть.
Но где же мужество?
Где честь?

Слышал я и другую песню женщины — о мужчине, который оказался лгуном:

Я думала, ты человек.
И доверила тайну свою.
Пустым оказался орех.
Одна на дороге стою.
Как поздно тебя разглядела,
Сама виновата, увы,
Ты черкеска, в которой нет тела,
Папаха, где нет головы.

Девушка, которая выбирала себе жениха, пожаловалась:

— Если бы я искала носящего папаху, давно бы нашла. Если бы я искала носящего усы, давно бы нашла. Человека ищу.

Когда в горах покупают овцу, смотрят на курдюк, на шерсть, на упитанность. Когда покупают коня, смотрят на морду, на ноги, на весь экстерьер. Но как оценить человека? На что же надо смотреть? На его имя и на его дела… Между прочим, на аварском языке слово «имя» несет в себе два значения. Во-первых, имя как таковое, во-вторых, дело, заслуги, подвиг человека. Когда родится сын, говорят: «Щар бугеб, цIар батаги». Это значит: «А имя ему пусть принесет слава». Имя без дела — пустой звук.

Мать учила меня: «Нет награды больше, чем имя, нет сокровища дороже жизни. Береги это».