Но тот же Батырай писал перед смертью: «Пусть у храбрых не рождаются робкие сыновья».
Но тот же Махмуд пел:
Но тот же Абуталиб сказал: «Этот мир вот-вот загремит. Пусть же он загремит громче».
И пришло время — раздался гром. Ударило далеко, не сразу докатилось до Дагестана, но все уже было разделено на две части зримой красной чертой: история, судьбы, жизнь каждого человека, все человечество. Гнев и любовь, мысли и мечты — все разделилось надвое.
— Загремело!..
— Где загремело?
— По всей России.
— Что загремело?
— Революция.
— Чья революция?
— Детей трудового народа.
— Ее цель?
— Кто был ничем, тот станет всем.
— Ее цвет?
— Красный.
— Ее песни?
— «Это есть наш последний и решительный бой».
— Ее армия?
— Все голодные и горестные. Великая армия труда.
— Ее язык, нация?
— Все языки, все нации.
— Ее глава?
— Ленин.
— Что говорит революция горцам Дагестана? Переведите нам.
Герои и певцы перевели на все наречия Дагестана язык революции:
«Веками угнетенные народы Дагестана! В наши дома, на наши поля по извилистым горным тропинкам пришла великая Революция. Слушайте ее и служите ей. Она говорит вам слова, которых вы никогда не слышали. Она говорит:
— Братья! Новая Россия подает вам свою руку. Принимайте ее, сплетайтесь с нею в крепком рукопожатии, в ней ваша сила и ваша вера.
— Дети ущелий и гор! Открывайте окна в большой мир. Начинается не день новый, а новая судьба. Идите навстречу этой судьбе!
— Теперь вы не обязаны гнуть спину перед сильными. Отныне на вашего коня не сядет чужой. Теперь ваши кони— ваши кони, ваши кинжалы — ваши кинжалы, ваши поля — ваши поля, ваша свобода — ваша свобода».
Так перевели язык «Авроры» на языки народов Дагестана. Его перевели Махач, Уллубий, Оскар, Джелал, Кази-Магомед, Магомед-Мирза, Гарун и другие мюриды революции, хорошо знавшие горести Дагестана.
И пошел Дагестан навстречу своей судьбе. Горцы приняли цвет и песни революции. Но испугались ее враги. Это над их головами загремел гром, под их ногами зашаталась земля, перед ними вскипело море, за их спинами обрушились скалы. Затрясся и рухнул старый мир. Разверзлась глубокая пропасть.
— Дайте руку! — взмолились враги революции, называвшие себя друзьями Дагестана.
— Ваши руки в крови.
— Постой, не уходи, оглянись, Дагестан!
— А на что оглядываться, что позади? Нищета, ложь, темнота и кровь.
— Маленький Дагестан! Куда ты?
— Искать большое.
— Окажешься ты как маленький челнок в большом океане. Пропадешь. Исчезнут твой язык, твоя религия, твои адаты, твоя папаха, твоя голова! — угрожали они.
— Я привык ходить по тесным тропинкам. Теперь, на широкой дороге, неужели сломаю ногу? Слишком долго я искал этот путь. Ни один волос не упадет с моей головы.
— Дагестан — вероотступник. Он погибает. Спасите Дагестан! — каркали вороны, выли волки. Кричали, угрожали, просили, убивали, обманывали. Кто только не кидал камня в зажженный фонарь! Кто только не пытался сжечь великий мост! Знамя сменялось знаменем, разбойник сменялся разбойником. Словно шубу в зимнюю холодную ночь, тянули друг у друга, рвали в клочья маленький Дагестан. А он метался, как тур, освобожденный от цепи. Каждый с жадностью хищника кинулся ловить его для себя. Какие только охотники не стреляли в него!
«Я, имам Дагестана Нажмудин Гоцинский, выбран народом у Андийского озера. Моя сабля ищет папахи, увенчанные красным лоскутом материи!» «Братья по религии, мусульмане! Идите за мной. Это я поднял зеленое знамя ислама», — так говорил зычным голосом другой человек. Его звали Узун-Хаджи.
«Пока я не вздерну на жердь голову последнего большевика и не выставлю ее на самой высокой горе Дагестана, я не повешу свое оружие на гвоздь!» — шумел князь Нухбек Тарковский.
Как раз в тот год в Хунзахе построил себе дворец полковник царской армии Кайтмаз Алиханов. Он позвал одного горца, чтобы показать ему новое жилище. Довольный собой и дворцом, Кайтмаз спросил:
— Ну как, хорош мой дворец?
— Для умирающего человека даже слишком хорош, — ответил горец.
— Зачем мне умирать?
— Революция…
— Ее я в Хунзах не пущу! — сказал полковник Алиханов и вскочил на белого скакуна.
«Я Саидбей — родной внук имама Шамиля. Пришел сюда от турецкого султана, чтобы с помощью его аскеров освободить Дагестан», — так заявил еще один пришелец, а с ним были всевозможные турецкие паши и беи.
«Мы — друзья Дагестана», — кричали интервенты, и на земле Дагестана высадился британский десант.
«Дагестан — это ворота Баку. И я на этих воротах повешу крепкий замок!» — хвалился полковник царской армии Бичерахов и разрушил Порт-Петровск.
Много было непрошеных гостей. Чья только грязная лапа не рвала рубаху на груди Дагестана! Какие знамена здесь не промелькнули! Какие ветры не крутились! Какие волны не разбивались о камни!
«Если ты не покоришься, Дагестан, мы столкнем тебя в море и утопим!» — грозили пришельцы.
В то время мой отец писал: «Дагестан похож на животное, которое со всех сторон клюют птицы».