Рыжий осторожно посмотрел на Дом. Окна и двери были прикрыты легонькими защитными сплетениями. Понятно. Напролом соваться не стоило: мало ли откуда в тебя полетит камень. Рыжий мурлыкнул горлом, прося следующую в отдалении Жемчужинку-Мур подождать под окнами, и отправился на знакомую крышу. Скользнуть между трубами, прыгнуть с карниза на карниз… хозяин дома, знаменщик Крадок, однажды поймал Тень Берегини на полотно. Заставил вспыхнуть, вернуться слабеющее после Ночи Разбитой Луны сияние. Об этом знали все, кроме людей, и коты… коты всей Кромы сбегались на эту крышу, потому что их призывал яркий и радостный свет. Какая это крыша! До сих пор черепицы ее помнят и поединки, и любовные серенады, и томные и яростные танцы, после которых самые здоровые и красивые котята рождаются на свет! И он, Рыжий, как он драл здесь когти и глотку, глядя на ныряющую за конек усмешливую рогатую луну… вот, здесь дыра. Черепица, отправленная внутрь его и Жемчужинки лапами. Кот тяжело прыгнул вниз. Старею, равнодушно подумал он. На чердаке пахло пылью, старым холстом, вапами — резко, но приятно. Золотой Тени уже не было здесь — насмешник Юрий спрятал ее под Тень аптекарской шавки. Эта шавка! Этот аптекарь зовет ее левреткой. Да все коты прошлые и будущие сдохнут от смеха, глядя на это недоразумение! Левретка! Смесь тазы с барабаном — если накормят, конечно. А этот дурак аптекарь стоял в воротах и каждому встречному-поперечному вещал, как жестоко обошелся рыжий убийца с его нежнейшей красавицей. Это про Рыжего. Баки он ей оборвал. А что, позволить, чтобы пылёвка сожрала дражайшее недоразумение со всеми ее блохами? Маруська — собака, но не дура. Стерпела. А аптекарь… Так вот, пока он орал, Рыжий вошел в аптеку и уволок с прилавка мяун-траву. Сколько нашел. Контрибуцию! О, мышиный следок с какашками: мышь — она мышь. Рыжий пырхнул. Дверь.
Дверь оказалась заперта.
Первым порывом было горестно взмяукнуть: пустите меня-у, пустите. Пустят — чтобы немедленно выкинуть за порог, и тут же пересмотрят все щелочки… рыжим шариком-теньком потянулся охотник под дверь, ощупывая дом. Справа, сразу за порогом — странная Тень-на-полотне. Словно сразу много теней наложили одна на другую. Странная, но не страшная. Тянет пылью старых занавесей. Яблоками. Тростником. Золотится под месяцем выдернутая из воды рыба… В некоторых от-тенках Рыжий не прочь когда-нибудь побывать. Когда случится время. Дальше. Чердак. Рыцарь-котенок. Слепяще белое сияние. Внизу… серый жемчуг. Пахнет лесом, степью, огнем. Черта! Так вот что! Ах… Рыжий взрыдал внутри себя, стараясь, чтобы ворчание не выдралось наружу. Сущность многих лучей в доме и приходящих издали, сомкнутых где-то около Берегини, сразу стала ему понятна. Пограничники возвращаются. Но Черта. Каждая шерстинка дыбом. Кот потряс головой. С мужчинами лучше не иметь дела. Тем более, рядом с пограничником, совсем близко, старый, но еще очень волк. Это не аптекарская Маруся. От волков одни неприятности. А что по деревьям не лазят — так это вранье. Рыжий заспешил, перебирая лучи, стараясь не дергать их слишком резко, чтобы спящие не проснулись. При кухне в тепле рядом с пахнущим молоком детенышем — жемчужный коготь! — красное золото прирожденной ведьмы. Это она ставила сторожки. Такой, как и кошке, лучше не глядеть в глаза. Поищем. Запах. Рыжий крутнул головой так, словно хотел вывернуть шею из позвоночника. Пылевую ведьму! Они сделали такую пылевую ведьму! После Черты! Свет перевернулся.
Две минуты, забыв про все, Рыжий нервно вылизывал когти и подушечки лап.
Запах остался; плохо. Как сунутая в дырявый ящик свернутая рубашка золотаря. Испускает. Найдут. И… да… оболочка под лестницей. Выела ведьма девчонку. Если не заполнить — будет беда. Убрать пока. Жемчужинка-Мур ждет… Рыжий опять торопливо начал обшаривать мыслью дом. Вот. Прирожденная ведьма, молодая. Синие и оранжевые блики на воде. Спит и плачет во сне. Тихонечко. Досталось бедной. Иди сюда, маленькая, иди… мур-р-р-р…