Мой дед Лев Троцкий и его семья

[…] О Сереже – Вы все знаете. Последнее письмо от него было получено от 12 декабря [1934 г.] В письме была одна фраза, которая обратила внимание особенно потому, что за все эти годы нашей разлуки он в первый раз так писал: «Мое общее положение очень тяжелое, тяжелее, чем можно было бы себе представить». Сказано в письме это было мимоходом. В письме для печати я не привела этих слов, чтоб не давать повода к новым осложнениям. Сережа никогда не писал ни о каких своих трудностях, а их было немало у него за это время. На этот раз он понял всю серьезность происходящего. Тем не менее письмо закончил оптимистически. В «этих делах» (положение его в Советской России) он, Сара, полагался на нас. Вы понимаете… Нашу жизнь нельзя назвать спокойной, но когда мы представляем себе ее до ареста Сережи, она нам кажется безмятежной.

Милая моя Сара, Вы спрашиваете, что Вы можете сделать? Не рискованно ли? Нам думается, что Вы могли бы использовать Ваши связи для выяснения положения Сережи. Нам известно только то, что было в письме, которое Вы читали. Он сидит в Москве (он так писал). Но о самом его деле ничего не известно. Не надо делать, конечно, попыток встреч с его близкими, спрашивать о нем, разыскивать их. Ни в коем случае. Это только повредит Сереже.

Надо идти другими путями, которые трудно отсюда указать. Зависит многое от лица, которое будет это делать, от его положения, от его связей, личной инициативы и пр. и пр. Но помнить надо всегда, во всех случаях: ничего не спрашивать о родных и не разыскивать их. Да все они, как и мы, ничего не знают.

Из книги Л.Д. Троцкого «Дневники и письма»

8 июня [1935 г.]

Заезжала к нам по пути из Лондона в Вену Л.С., урожденная Клячко, дочь старого русского эмигранта, умершего до войны[155]. Мать ее, старая наша приятельница, была недавно в Москве и, видимо, пыталась интересоваться судьбой Сережи, которого она знала в Вене маленьким мальчиком. В результате ей пришлось очень спешно покидать Москву. Подробностей еще не знает…

Получил от группы студентов Эдинбургского университета, представителей «всех оттенков политической мысли», предложение выставить свою кандидатуру в ректоры. Должность чисто «почетная», – ректор избирается каждые три года, публикует какой-то адрес и совершает еще какие-то символические действия. В числе прочих ректоров названы: Гладстон, Smuts, Нансен, Маркони…

Только в Англии, пожалуй, сейчас уже только в Шотландии, возможна такая экстравагантная идея, как выдвижение моей кандидатуры в качестве ректора университета. Я ответил, разумеется, дружественным отказом.

7 июня 1935 г.

Я вам очень признателен за ваше неожиданное и лестное для меня предложение: выставить мою кандидатуру в качестве ректора Эдинбургского университета. Сказавшаяся в этом предложении свобода от соображений национализма делает высокую честь духу эдинбургских студентов. Я тем выше ценю ваше доверие, что вас, по вашим собственным] словам, не останавливает отказ британского правительства в выдаче мне визы. И все же я не считаю себя вправе принять ваше предложение. Выборы ректора происходят, как пишете вы, на неполитической базе, и под вашим письмом подписались представители всех оттенков политической мысли. Но я лично занимаю слишком определенную политическую позицию: вся моя деятельность с юных лет посвящена революционному освобождению пролетариата от ига капитала. Никаких других заслуг у меня нет для занятия ответственного поста. Я считал бы, поэтому, вероломным по отношению к рабочему классу и нелояльным по отношению к вам выступить на какое бы то ни было публичное поприще не под большевистским знаменем. Я не сомневаюсь, что вы найдете кандидатуру, гораздо более отвечающую традиции вашего университета.

От всей души желаю вам успеха в ваших работах и остаюсь благодарен.

* * *

Внешним образом у нас в доме все по-прежнему. Но на самом деле все изменилось. Я вспоминаю о Сереже каждый раз с острой болью. А Н. и не «вспоминает», она всегда носит глубокую скорбь в себе. «Он на нас надеялся… – говорила она мне на днях (голос ее и сейчас остается у меня в душе), – он думал, что раз мы его там оставили, значит, так нужно». А вышло, что принесли его в жертву. Именно так оно и есть…

Теперь еще присоединилось резкое ухудшение моего здоровья. Н. и это переживает очень тяжело. Одно с другим. В это же время ей приходится по дому очень много работать. Я изумляюсь каждый раз снова, откуда у ней столько сосредоточенной, страстной и в то же время сдерживаемой энергии?