Мой дед Лев Троцкий и его семья

Оказавшись на короткое время в Париже во время лечебной поездки, она [Наталья] сожалеет о молодости, о времени, когда они вместе жили в этом городе, наслаждаясь свободой и обаянием этой тогдашней столицы мира (письмо от 3 сентября 1933 г.).

«Огромная разница в себе, – говорит она, – в том, что было и есть – молодость и старость. Печально и жутко немножко, и тихо-радостно, что оказались возможности все снова увидеть, но как все воспринимается иначе с болью невозможности прежних переживаний. Походим еще с тобой по Парижу… возможно ли это? Это все равно что перечитывать прошлые письма… Трудно ступать – перечитывать».

В другом письме (от 9 октября 1933 г.) она упоминает о том, что жизнь у них вышла трудной, многое переломалось, через многое пришлось пройти: «Вот такую жизнь прожили с тобой – такой переплет, что нет возможности вернуться через все пройденное к прежней простоте – «одной комнате».

В письме от 12 сентября 1933 года Наталья упрекает Троцкого в чрезмерной работе, которая ведет к переутомлению: «…и богатырского сложения человек не может выдержать такой работы, какую ты делаешь – без отдыха, без перерыва, это немыслимо. Милый мой, ты предъявляешь к себе сверхчеловеческие требования и считаешь старостью то, чему в действительности надо поражаться, что ты можешь выносить на своих плечах столько! Нельзя доводить до предела свои внутренние физические возможности, особенно делать это систематически».

…В письме от 29 сентября 1933 года она рассуждает о непростом характере Жанны Молинье, жены Льва Седова, и здесь же говорит о нем самом: «Лева, мне кажется, вообще говоря, не рассеян, ни в Москве, ни в Алма-Ате, ни в Константинополе. (Помнишь?) я этого не могла как будто отметить, наоборот, он был точен и не был забывчив. Сейчас он какой-то задерганный, нервный. Подъем в настроении быстро сменяется упадком. Сейчас у него большие надежды на ближайшие успехи оппозиции».

Из писем Б.И. Николаевского [125] к А.м. Бургиной [126] [февраль 1933 г.]

Между прочим, переговорите с И.Г. [Церетели] [127] , не захочет ли он поговорить с Реноделем [128] , может быть, последний согласится похлопотать о визе для сына Троцкого. Его действительно жалко. Ему лет 28–29, и он уже третий раз вынужден обрывать свое учение в высшем техническом училище. Конечно, он принадлежит к «папиной партии», но сам совсем желторотый юнец и неплохой парень. Его высылают. Он готов дать формально обязательство не вмешиваться в политическую жизнь, хотя, когда его узнаешь, такое обязательство будет вызывать смех…

Архив Гуверовского института Коллекция Николаевского, ящик 478, папка 9, открытка от 16 февраля 1933 года

…Небольшой он человек, и только из-за своего происхождения вынужден страдать…

3 окт[ября 1933 г.]

Письмо Л.Д. к Н. Седовой

[24 февраля 1933 г.]

Наталочка, я не писал тебе дня три, отчасти ожидая писем от тебя, отчасти ожидая тебя самое, отчасти из-за статьи, к[о]т[о]рую заканчивал. Не знаю, что скажет молодежь (они в большинстве своем слишком беглые читатели), а мне кажется, что статья удалась…

Сегодня после завтрака (час дня) получил от тебя сразу два письма, от 29 и 1 окт[ября] с приложением двух открыток. Спасибо, Наталочка! Чтобы не забыть: Отто привез из Чехосл[овакии] в Париж фотографические] карточки и медикамент для меня. Не растащили бы карточки и не потеряли бы медикамент (очень важный!!). Я еще, впрочем, Леве напишу.

В П[ачука] к врачу я нисколько не стремлюсь, совсем наоборот. Забота моя одна: ликвидировать как можно скорее [дела] здесь, чтобы освободить Ж[анну] и В[еру]!

Если Анри приедет раньше, тем лучше!