Мой дедушка был вишней

— Папа, я уже тебе говорила, что ты не должен жить тут один, тебе плохо, ты вбиваешь себе в голову черт знает что…

— И куда я должен ехать? — спросил дедушка. — Может, к тебе домой?

— Да! Поехали к нам! — начал умолять я.

Дедушка Оттавиано улыбнулся и погладил меня по голове.

— Знаешь, что происходит со старыми деревьями, когда их пересаживают? Они умирают. Скажи это своей матери.

— Упрямый как осел! — обругала его мама и, фыркнув, вышла.

По дороге я заснул, а на следующее утро проснулся в своей постели. Бабушка Антониэтта рассказала, что я вернулся домой «скорее мертвый, чем живой» и испачканный «самым ужасным образом».

— Кто знает, что вы натворили у дедушки Оттавиано! — сказала она.

Чтобы разозлить ее, я не стал ничего ей рассказывать. Только пошел взглянуть на костюм Супермена, который валялся на полу у кровати. Он был весь в муке, масле и вине.

Мама его выстирала, но пятна от вина остались, и я не мог его больше носить. Тогда я расстроился, а теперь не променяю его даже на две модели «феррари» и «тойоты» — мою нынешнюю мечту. Потому что этот костюм — мое последнее счастливое воспоминание о дедушке.

Почти сразу после карнавала я заболел и двадцать дней не ходил в школу. В первые дни у меня была высокая температура, ужасно болело горло, а когда я кашлял, папа говорил, что я звучу как расстроенная труба. Доктор сказал, это тяжелая форма бронхита, и велел прикладывать к голове лед, чтобы сбить температуру. Бабушка Антониэтта и дедушка Луиджи каждый день навещали меня и говорили маме:

— Конечно же, ребенок заболел в «том» доме, он такой холодный!

Мама, слыша это, теряла терпение и однажды сказала бабушке с дедушкой, что там я чувствовал себя отлично и что они только зря тратят силы, повторяя одно и то же. Бабушка с дедушкой очень обиделись и ушли, а мама с облегчением вздохнула и сказала: «Слава богу». Потом она пошла звонить дедушке Оттавиано.

В эти дни мама все время нервничала, как из-за моей болезни, так и из-за дедушки. Он действительно постоянно ей звонил, и я слышал, как она повторяла:

— Не волнуйся, папа, тебе нельзя волноваться!

Я думал, что дедушка беспокоится из-за меня, и решил, что раз уж он так сильно волнуется, значит, я по-настоящему серьезно болен. Однажды я даже заплакал, потому что вспомнил, что бабушка Линда после болезни умерла, и сказал маме, что умирать не хочу.

— Что ты такое говоришь, дедушка волнуется не из-за тебя! Для него болезней не существует — представь себе. И потом, это не болезнь, а пустяки. Это он болен: история с экспроприацией не дает ему покоя, он просто стал другим человеком!

— А что такое экспроприация?

— Муниципалитет хочет забрать у него часть земли, потому что они решили продлить дорогу и сделать шоссе.

— Но почему дедушка не помешает им?

— Потому что он не может. Мы с папой ходили в муниципалитет говорить с мэром и членом городской управы, но ничего сделать нельзя. Мы должны обратиться к адвокату, — вздохнула мама.

— Это и есть заноза в сердце?

— Да, и если мы ее вовремя не вытащим, не знаю, что будет дальше. Там, один, с этой навязчивой идеей… если бы только была жива бабушка!

Той ночью мне снилась бабушка Теодолинда. Она была одета в белый врачебный халат и держала на руках Альфонсину. Бабушка была очень веселой, улыбалась и говорила дедушке, что вынет занозу из его сердца. Он неподвижно лежал на кровати в одних трусах — в них он был, когда мы ходили на речку. Дедушка тоже улыбался и просил бабушку поторопиться, потому что ему нужно в огород. Тогда бабушка вытащила перо из крыла Альфонсины и начала щекотать его, а дедушка смеялся и говорил: «Перестань, Линда, перестань!» Потом я ничего не видел, а через некоторое время опять увидел бабушку во дворе, одетую как привидение, она гналась за гусями с тем самым пером в руке. «Ты вытащила занозу?» — спросил я ее. Но она не ответила. Проснувшись, я не знал, что и думать.

Бесцветный дом

Как-то утром в конце марта я проснулся и увидел за окном снег. Это было и очень красиво, и странно. Странно, потому что несколько дней назад мы с учительницей изучали парк весной, а потом исписали своими наблюдениями целых две страницы.

— Видите, почки распустились?

— Да-а-а! — отвечали мы хором.

— Видите, вылезла молодая травка? Какого она цвета?

— Зеленого! — кричали мы, но учительница никак не могла угомониться:

— А еще какого?

— Желтого! — сказал кто-то.

— Нет, не желтого. Смотрите внимательно: она нежно-желтого оттенка, который ближе к зеленому. Пишите. А теперь посмотрите сюда…

Короче говоря, скукота, да и только. Стоило мне отойти в сторону, как она говорила:

— Антонио, не отвлекайся, иди сюда. Иначе ты так и не поймешь, что такое весна.