Мой дедушка – частный детектив

– С того дня Сики и бросил бейсбол навсегда. И возненавидел любой вид спорта, в котором можно тем или иным образом нанести вред противнику.

Понятно. Но…

«А может, это у него притворная ненависть…»

И на самом деле, он по-прежнему любит их – и бейсбол, и спорт вообще.

Такое создавалось впечатление.

– Каэдэ-сэнсэй, объяснить, почему я предчувствовал, что сегодня вечером он отрубится?

– М-м.

– Перед сегодняшним представлением, пока мы с Сики болтали в гримерке, туда же зашел поздороваться человек, который показался мне знакомым. Первым его узнал Сики.

– Неужели?..

– Он самый. И как только найти сумел… Парень, который в тот день был бэттером, сегодня впервые пришел на представление. Сики плакал, – при этих словах у Иваты дрогнул голос. – Конечно, такое захочется утопить в спиртном. Захочется отрубиться. Каэдэ-сэнсэй, язык у этого малого злой, а сам он добрый. И слабый, вызывающий желание позаботиться о нем… как-то так.

Судя по виду, улыбку на лице Ивата вымучил.

– Как я уже сказал вначале, странностей у него и правда хватает. Влюбляться в таких, как он, ни в коем случае нельзя.

3

«Я все-таки пришла, хоть и с похмелья».

Каэдэ удивлялась самой себе.

За последние три года на обеде и встрече товарищей по университету она появилась впервые. Казалось, в ней как-то внезапно пробудилось активное желание общаться. Может быть, дело было в соприкосновении с Сики, таким непохожим на нее, с его страстной демонстративностью.

Неподалеку от станции Синдзюку-Сантёмэ она вошла в ёсёку-я, ресторан с блюдами, когда-то заимствованными из европейской кухни, снискавший популярность бургерами ручной работы. Обеды здесь предлагали сравнительно недорогие, и хотя заведение трудно было назвать первоклассным даже из вежливости, Каэдэ радовалась тому, что и расходы будут невелики. Когда она бывала на встречах раньше, собирались в бистро у Омотэсандо, но поскольку все больше бывших сокурсниц приходили с маленькими детьми, выбор такого места, как ёсёку-я, выглядел очевидным.

Впрочем, заведение содержалось в безупречном порядке, интерьерные украшения были подобраны со вкусом. До Хэллоуина оставалось еще полмесяца, а на каждый столик уже водрузили маленькие зловещие фонарики-тыквы.

Среди карнавальных костюмов и аксессуаров, заранее развешанных там и сям на решетчатых стендах вдоль стен, взгляд привлекала серебряная, аристократического вида маска, отделанная алыми перьями. Она напомнила Каэдэ красный парик, увиденный вчера на одном из актеров труппы.

После обеда Каэдэ направилась проводить до двери однокурсницу, уходящую пораньше, потому что ее ребенок раскапризничался, успела понянчиться с малышом, а когда вернулась, обнаружила, что за столом напротив нее сидит ее хорошая знакомая.

– Давно не виделись, Каэдэ. А кожа у тебя все такая же белая и чистая.

– Да ладно! Просто вчера перебрала, потому и бледная.

Каэдэ порадовалась своему мгновенному приступу откровенности, несмотря на то, что с Мисаки они не виделись три года. Во времена учебы она в числе немногих неизменно составляла Каэдэ компанию за обедом. «Но в конце концов, наши отношения, пожалуй, так и не вышли за рамки приятельских».

И кстати, с каких пор она стала опасаться заводить новых друзей? Видимо, когда узнала о том, что случилось с ее матерью, – когда же еще.

Она по-прежнему боялась не только любви, но и просто встреч, и по-настоящему близких дружеских отношений.

Незаживающая рана на всю жизнь…

– А мне как раз надо кое-что сообщить тебе, – сказала Мисаки. – Я сейчас работаю в той начальной школе, где твой дедушка был директором.

– Правда?

– Таких дедушек, как он, нечасто встретишь. Как у него дела?

Каэдэ отделалась невнятным ответом.

Деменции деда она ничуть не стыдилась, просто считала ее предметом, неподходящим для подробного обсуждения на обеде с бывшими товарищами по учебе, с которыми она давно не виделась.

Однако известие о том, что Мисаки преподает в той же школе, где работал дед, застало ее врасплох. Поскольку она училась на педагогическом факультете, большинство ее однокашников работали в школах, и учителя начальной школы среди них встречались нередко. И все-таки такое совпадение удивляло.

– Ну так вот. Твоего дедушку ведь прозвали Мадофуки-сэнсэй? Представь, даже теперь, через пятнадцать лет после того, как он ушел на пенсию, для родителей и учителей он остается легендой, о которой не устают говорить.

«Ого!»

По любым меркам есть чем гордиться.

– А вот теперь – самое важное, – продолжала Мисаки, бросив беглый взгляд на окно.

Окно было украшено привидениями, ведьмами и кошками из плотной черной бумаги.

– Нынешний директор – тоже прямо-таки замечательный человек. По-видимому, он услышал от кого-то о твоем дедушке и тоже принялся усердно протирать окна по всей школе, так что вся округа стала называть его «Мадофуки-сэнсэй Второй».

«Об этом я слышала», – мысленно отозвалась Каэдэ.

Значит, все-таки Мадофуки действовал не просто напоказ…