— О Джин! О мой друг! — совсем уже расплылась в благостной истоме будущая королева, но в это время в парке послышались мужские голоса, и она пружинисто вскочила, глаза ее сузились, движения приобрели привычную хищную гибкость.
— Извините, мой Друг, у меня сейчас заседание правления фирмы. Мы увидимся завтра на празднике Кассиопеи Вы, конечно, знаете, что это будет очень интересный праздник, — добавила она многозначительно и вышла.
Посмотрев в окно, Геннадий увидел Буги, Мизераблеса, Чанга и Латтифудо, идущих по аллее к дому. Собранные вместе, эти господа казались персонажами страшного сна.
— Ненавижу всю эту банду, — сказала за его спиной Доллис.
Он обернулся и увидел, что девочка смотрит на него нахмуренным, злым взглядом.
— Что за чушь ты болтал матери о французских фамилиях? — проговорила она и вдруг схватила Геннадия за руку: — Знаешь, кто моя мать? Знаешь? — Доллис передернулась, как от судороги. Лицо ее исказилось. — Она преступница!
— Ты что-нибудь узнала? — быстро спросил Геннадий,
— Очень многое. Она преступница! Она хочет поработить наш народ, отдать его в кабалу иностранцам! Я все знаю, и, если ты из их банды, иди, доноси!
— Здесь нельзя говорить, — сказал Геннадий. — Давай выйдем в парк.
Они уселись на краю большого круглого бассейна. Ветви вавилонской ивы надежно скрывали их. Здесь Доллис, волнуясь и чуть не плача, рассказала Геннадию все, что он давно уже знал. Оказалось, что она случайно услышала разговор своей матери с Мамисом, а потом и многое другое. Противоречивые чувства раздирали девочку. Еще бы — ведь она привыкла любить свою мать и даже преклонялась перед ней, перед ее красотой и умом. Сейчас, когда ей открылась страшная правда, она не знала, что предпринять: высказать матери все в глаза, убежать из дому, может быть, покончить с собой?
Она никогда не видела своего отца, погибшего во время цунами, капитана дальнего плавания. Но была уверена, что если бы он был жив, он не дал бы матери скатиться к преступлению.
С горечью слушал Геннадий исповедь своей маленькой подружки, столь похожей на гордую Ленинградскую чемпионку Наташу Вертопрахову.
Это был ветреный тревожный вечер. Пятна кроваво-красного заката, сквозившего сквозь ветви агавы и юкки, северных пальм и итальянских сосен, ливанского кедра и японской вишни, филодендрона, благородного лавра, колыхались на глади бассейна.
— Этот бассейн сообщается с морем? — спросил Геннадий.
— Да, через подземный тоннель, — машинально ответила Доллис, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. — Там есть решетка-фильтр…
— Решетку можно поднять?
— Стоит только нажать вон ту кнопку внизу.
Геннадий сбежал по ступенькам к самой воде, нажал кнопку и несколько раз негромко позвал;
— Чаби! Чаби! Чаккерс!
После этого он засунул голову в воду и несколько раз позвал друга ультразвуком.
— Ты не спятил, Джин? — спросила изумленная Доллис,
— Слушай, Доллис, сегодня решительный вечер. Многое зависит от нас, от тебя и от меня. Слушай меня внимательно.
Он рассказал ей обо всем: о том, как он попал в плен, на остров Карбункл, о своей поездке в Лондон, о коварных планах Накамура-Бранчевской и об откровениях Ричарда Буги.
— Значит, я не ее дочь, — тихо проговорила Доллис. — Значит, все эти годы я была для нее только игрушкой. Значит, никакого отца-капитана у меня не было…
Геннадий давно уже заметил, что по бассейну кругами ходит Чаккерс. Врожденная деликатность, вероятно, мешала бывшему сержанту прервать разговор девочки и мальчика.
— Доллис, ты должна узнать, о чем сейчас совещаются заговорщики. Опасность угрожает не только Оук-порту, но и нашему научному кораблю «Алеша Попович». Готова ты на это? — спросил Геннадий.
— Да, — решительно ответила девочка.
— После двенадцати ночи я буду ждать тебя на Львиной лестнице. Связным у тебя будет один мой друг. Чаби!
Доллис вздрогнула: из воды высунулась лукавая круглолобая физиономия дельфина.
— Привет, Гена, — хрипло сказал Чаби по-русски. — Ну как тебе бабушка, Лондон? Ужас небось какой шум, а?
— Чаби, познакомься, это Доллис.
— Очень приятно, мисс.
— Будешь связным, Чаби. Тут большие дела начинаются.
— Да, я уже слышал, можешь на меня рассчитывать. Кстати, Генок, привет тебе от ваших ребят. Я с ними на прошлой неделе болтал.
— Ну как они? — с волнением спросил Геннадий.
— Да все в порядке, работают по плану. Хорошие мужики: и Рикошетников — настоящая морская душа, и Верестищев, и Шлиер-Довейко, этот всякое видал, и помполит Хрящиков всегда найдет нужное слово, и Барабанчиков, и Телескопов. И, что характерно, Генок, не унижают эти ребята твоего человеческого достоинства. Вот что характерно — понимают нашего брата!
При этих словах Геннадий особенно остро почувствовал, как не хватало ему все это время его друзей, с которыми сам черт не страшен. Однако предаваться размышлениям времени не было. Он встал и сказал:
— Доллис, Чаби, друзья! Готовы ли вы бороться до конца за идеалы свободы и справедливости?
— Готовы! — в один голос ответили дельфин и девочка.
— Давайте скрепим нашу дружбу и клятву рукопожатием! — торжественно сказал Геннадий.