Мой дедушка — памятник

Он вспрыгнул на подоконник дома и, взявшись правой передней лапой за стену, запел, выразительно жестикулируя левой.

Да, ради вас пришлось коту
Морской закон нарушить,
Друзей оставить на борту
И спрятаться на суше.
И вот, представьте, дорогой,
С той ночи малохольной
Ваш друг, как верный часовой,
Сидел на колокольне…
Мой зоркий глаз вас разглядел,
А нос учуял запах,
И с колокольни я слетел
На мощных своих лапах.
Я все узнал, во все проник,
Я не лишен смекалки,
И перед вами я возник,
Чтоб вывести вас к цели…

— Что-то с рифмой у вас не в порядке в последней строфе, — сказал Шуткину Геннадий.

— Это от волнения, — пояснил кот. — В минуты волнения иногда сбиваюсь на прозу. Пойдемте?

Дальше последовал головокружительный рейд по заборам, водосточным и домовым трубам, карнизам, скатам крыш, по мусорным бакам, деревьям и даже по флюгерам. Несмотря на невероятную скорость, Геннадий успел заметить, что все местные животные, включая ручных леопардов, немедленно прятались при виде несущегося под луной боевого кота с качающимся, как дым, хвостом.

Геннадий задыхался, пот лил с него градом. Он не мог понять, как до сих пор не сорвался. Наконец Шуткин кубарем свалился со шпиля кафедрального собора и растянулся в маленьком водосточном желобке на высоте не менее тридцати метров. Геннадию ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Приличное сальто-мортале. Надеюсь, мой друг, не устали? — с нескрываемым уважением обратился к нему Пуша.

— Н-нет… — пробормотал Геннадий, стараясь не глядеть вниз. — Но где мы, Шуткин?

— Тихо в лунной сей купели. Ну, а мы уже у цели, — сказал кот, и от волнения снова перешел на прозу. — Сможете перепрыгнуть через эту улицу?

— Постараюсь, — проговорил Геннадий, с ужасом глядя вниз.

Несколько минут спустя по узкому карнизу они обогнули какой-то дом, перелезли через перила балкона, и Геннадий увидел перед собой обширную, ярко освещенную комнату, заполненную атлетически сложенными мужчинами.

Это была футбольная команда Республики Большие Эмпиреи и Карбункл, а также часть сенаторов и кабинет министров в полном составе. Поглощая фруктовые соки, массируя друг другу мышцы, разбирая тактические схемы, жуя и хохоча, вся эта компания вела общий разговор, в котором Геннадий, как ни силился, не смог разобрать ни одного слова.

«Какие вы все беззаботные и веселые, господа, — подумал мальчик. — Вы пьете фруктовые соки, массируете друг другу мышцы, разбираете тактические схемы, жуя и хохоча, и не подозреваете, что зловещий хищник уже простер свои крылья над вашими островами, что рядом с вами плетет свою сеть страшная женщина-паук, сияющая своей фальшивой красотой».

Однако мальчик ошибся. Эмпирейцы были не так уж беспечны. Через минуту из глубины комнаты раздался крик.

— Связь установлена! Капитан Рикошетников просит подойти к рации сенатора Нуфнути Куче.

Не помня себя от радости, Геннадий толкнул балконную дверь и под удивленные возгласы легоперов побежал к рации.

— Это он! — возвел руки к небу сенатор. — Потомок нашего памятника!

ГЛАВА 10, в которой на земле и в воздухе ревут моторы системы «роллс-ройс», звучат дифирамбы и клятвы в верности

Гигантский «Боинг-747» компании «ПАН-АМ», миновав воздушные пространства Южной Америки, Океании, Юго-Восточной Азии, Индии и Ближнего Востока, летел теперь над Европой. Командир экипажа Бенджамин Ф. Аллигейтер брился и смотрел вниз на проплывающие малые страны, на молочные реки и кисельные берега густо населенного континента. Б. Ф. Аллигейтеру не особенно нравилось это дрожащее желе неопределенного цвета, именуемое Европой.

Он больше любил красноватое свечение Сахары, темно-зеленый с коричневыми прожилками колер Индии, чередование белых и темных пятен разной глубины и резкости в Гималаях и Кордильерах. Больше же всего мистеру Аллигейтеру был по душе простой, без всяких хитростей, синий цвет стратосферы, под которой он водил свое судно. Вошла стюардесса гаваянка Омара.

— Как там дела, Омара? — спросил командир, хотя и так знал, что все в порядке, что пассажиры первого класса, надрывая животики, смотрят фильм «Живешь только дважды», а пассажиры второго класса скорее всего дрыхнут.

— Вас хочет видеть какой-то господин, — сказала Омара. — Он назвался Румпельштильцхеном.

— Пусть войдет, — сказал командир, ничем не выдав своего удивления. Что занесло сюда старого Румпеля? Не будет он по пустякам совершать межконтинентальные рейсы.

Вошел пожилой господинчик, похожий на какого-нибудь пуговичного фабриканта из Гааги, инспектор могущественного Интерпола, международной уголовной полиции.