Мой декаданс (СИ)

Отбросив кусок металла в сторону, я наконец открыл дверь. Какой-то смазанный силуэт отпрыгнул от двери и кулём покатился назад. Там была полнейшая темнота и даже свет проходящий сквозь ныне открытую дверь почти не разгонял вдруг нахлынувшую на меня густую тьму. Благо мои глаза отлично могли видеть почти при любом освещении. Внутри лежали четыре женских тела. Трое были ещё живы. Четвёртая же лежала изглоданным трупом в углу помещения. Да-да, изглоданным. Остальные девушки, худые, как сама смерть, были вынужденны съесть одну из них, дабы выжить. На это явно намекали измазанные в бурой крови рты. Все они смотрели на массивный силуэт, вдруг появившийся в дверях их темницы, с ужасом и заметным безумием. Они, точно дикие, больные звери, отползали от меня назад, к дальнему углу, к трупу, и едва заметно шипели. На их руках сидели массивные кандалы, под которым виднелись кровоточащие раны. Видно, оковы оказались слишком грубы и жёстки, что просто срезали с их рук куски кожи и мяса, добравшись почти до кости. Из-за этих ран они не могли нормально отползать, лишь падали да всхлипывали от боли.

Я скептично осмотрел их тела и, посчитав, что тот мальчик был не таким уж плохим вместилищем, захлопнул дверь. Если во второй комнате не будет ничего лучше, то вернусь и заберу одну из них. А если что-то найдётся, то тоже вернусь, но уже просто поглощу их.

Выдернув и второй замок, я распахнул и следующую дверь. Там меня встретили уже не такие исхудалые и истерзанные тела. Этих заключённых, видимо, даже иногда кормили, а некоторых даже не били. Это были дети. Мальчики и девочки, возрастом не старше моего прошлого обиталища. Они были привязаны к трубе, идущей вдоль дальней стены, у их ног валялись немного плавленные игрушки и несколько самодельных кукол, а за ними лежали грязные куски ткани, которые были когда-то одеждой этих детей. Я медленно осмотрел каждого. Их было пять.

— Что же выбрать?

Вышел с территории завода я в теле одной из женщин. Руки горели огнём и почти не двигались, на лице саднили многочисленные шрамы и порезы, грудь жгло от глубоких резанных и грубо заштопанных ран. Однако я улыбался, ведь получил несколько единиц изменений и повысил выносливость до тридцати восьми. А с более высокой выносливостью боль не так страшна и неприятна. Несомненно, я всё ещё её чувствовал, но она не казалась уже такой противной и невыносимой. Скорее, теперь её можно было бы сравнить с голодом или чем-то подобным.

Идти было тяжело. Людские ноги слабы и неприспособленны для преодоления бесконечных завалов, буреломов, свалок и опасных мест, полных монстров. Тело едва слушалось. Я шёл мимо ряда поваленных, словно бомбами, построек. Их обломки, порой достигающие в объёмах несколько метров, россыпью валялись по не самой широкой дороге. Чтобы пройти мимо них, приходилось ходить зигзагами и крюками. В нос бил неприятных запах гнили, доносящийся от частых трупов людей и собак, спрятанных под кусками бетона, точно грибы под деревьями. Слева где-то в километре от меня слышался вой и скул, правда, совсем не похожий на волчий или уж тем более собачий.

— Ах! — забравшись на очередную кучу мусора, я оттолкнулся от неё и спрыгнул вниз, приземлившись на едва выдержавшие ноги.

— Совсем плохо тело-то, — заметил мой спутник, летящий в паре метров выше.

Я едва заметно кивнул, подтверждая его слова. В это же время моя голова крутилась в разные стороны, ища очередной проход. Пришлось ползти сквозь через узкую прощелину. Острые выступы, обколотые камни и гнутые стальные прутья царапали меня и хватали, стараясь задержать. Я с большим трудом протискивался сквозь них, нагибаясь и выворачиваясь.

— Разве же твои высокие характеристики не должны помогать? Разве не должен ты быть сильнее и выносливее, а твои раны не должны заживать?

— Что? Нет! Это работает не так. Точнее, оно так работает только с моим собственным телом. А в новое переносится лишь то, что связанно вот с этим, — выбравшись из под завала, я ткнул пальцем себе в висок. — Тот же разум помогает мне и в этой оболочке. Но лишь частично. Я думаю явно быстрее, чем бывшая владелица тела, запахи чувствую лучше, слушаю, однако всё равно не так хорошо, как в своём теле. Просто есть ограничение в возможностях самого мозга, в его структуре. Или вот, к примеру, выносливость. Физически я точно так же слаб и немощен, какой и была та девушка, но боль игнорирую гораздо лучше.

— Я думал восприятие боли зависит от разума…

— А чёрт его знает!

— Слишком нелогично и скучно.

— Ай! — пока я отвлёкся на разговор с Едой, что-то с силой толкнуло меня в бок, роняя наземь.