Мой Демон

Заметив отъезжающий джип, они нестройно загалдели, размахивая руками, но машина, издевательски посигналив фарами, свернула направо и быстро понеслась по пустынной дороге. В пути сидевший за рулем снова достал мобильник и позвонил Пономарю, который с нетерпением ожидал результатов «стрелки».

– Что скажешь, Тихий? – первым спросил Герман Петрович.

– Шеф, там явно была засада! – на удивление спокойным тоном сообщил он. – На стройку вошли четверо зверьков, а вышли шестеро, да еще одного на руках тащили.

– Ты что – один? – тут же переспросил Пономарь. – А где остальные?

– Не знаю, но боюсь, что их положили на месте. Мы, правда, тоже двоих ухлопали, так что счет четыре-два не в нашу пользу.

– Хорошо, хоть не всухую проиграли, – мрачно усмехнулся Пономарь. – Сам сейчас где?

– Еду в трофейном джипе. Что мне с ним делать, шеф?

– Можешь оставить себе.

– Нет, спасибо, я лучше сдам его Афанасию. Охота была ездить на собственном катафалке! Звери же потом его искать будут.

– Ну, как знаешь.

Тем временем в окнах близлежащих к стройплощадке домов уже засветились огни – это разбуженные стрельбой граждане принялись названивать в местное отделение милиции. Растерянные кавказцы какое-то время топтались на месте с трупом на руках, а затем бросили его в снег и разбежались в разные стороны. И вовремя – поскольку вдали уже светил синий проблесковый маячок патрульного милицейского «форда».

Всю оставшуюся ночь милиционеры лазили по заброшенной стройке с фонарями в руках, осматривая следы скоротечного боя и находя трупы боевиков в самых живописных позах и самых неожиданных местах. Один был найден под деревом с ножевым ранением в сердце, его застывшее выражение лица говорило: «Беспредел, в натуре…», второй, сраженный меткой автоматной очередью, распластался прямо на земле в виде звезды, третий свесился простреленной головой со штабеля плит, с бычком, прилипшим к нижней губе, четвертый, и самый толстый, как сарделька на вилку был нанизан на ржавые прутья арматуры. Кроме того, прямо напротив ворот сидел привязанный к бетонному столбу и простреленный в двух местах манекен.

К четырем трупам боевиков славянского происхождения милиционеры приплюсовали два трупа кавказцев, валявшиеся снаружи стройки, после чего картина боя окончательно прояснилась.

Стратегический замысел Пономаря, который решил побить противника его же оружием, посадив в качестве приманки на самое видное место манекен, использовав восковую голову с копией своего лица, а своих бойцов – в засаду, потерпел решительную неудачу. Разведка Кукольника совершила глубокий обходной маневр – еще до того, как приехавшие на джипе демонстративно вошли через главные ворота, трое других кавказцев перелезли через забор на противоположной стороне стройки и, незаметно прокравшись через всю ее территорию, зашли в тыл противнику. Таким образом, организованная Пономарем засада была сражена на месте, успев произвести лишь один прицельный выстрел, которым был убит простреливший манекен кавказец.

С этого момента, разъяренный столь явным поражением, да еще тем, что его элементарно перехитрили, Герман Петрович стал готовить акцию возмездия.

Глава 4

Никита и Сергей стояли друг против друга, а поодаль, в глубине сцены, расположились их секунданты. Андрей исполнял роль Данзаса – секунданта Пушкина, а Олег представлял виконта д’Аршиака. Все четверо были в театральных костюмах. Священник пристроился в одном из кресел партера, но смотрел не на сцену, а себе под ноги. Его губы медленно и беззвучно шевелились, словно он повторял одно и то же заклинание, оберегающее от геенны огненной. Зато Наташа и Марина, в платьях XIX века, наблюдали за всем происходящим с нескрываемым интересом.

Режиссер восседал за столом в кресле-качалке, периодически смахивая с рукава своего белоснежного пиджака ворсинки и делая недовольное лицо. Когда Дантес-Никита поднял пистолет и прицелился, Воронцов громко захлопал в ладоши и раздраженно заявил:

– Стоп-стоп-стоп. Александр Сергеевич, мы репетируем уже целый час, а ты все никак не можешь понять, кто ты есть на самом деле. Ну что ты, ей-богу, так стоишь?

– Как это – так? – удивился Пушкин-Сергей.

– Да словно коммунист перед расстрелом! Ты же «солнце русской поэзии», а не опальный секретарь горкома образца тридцать седьмого года! Это только авторы революционно-демократической критики объявляли Пушкина законченным атеистом, декабристом и вольнодумцем. Их, что ли, начитался?

– Да нет, Алексей Владимирович, я давно уже ничего, кроме «Спорт-экспресса», не читаю, – окрысился Сергей, но тут же опомнился и, сменив интонацию, спросил: – Но как же мне стоять?

– Как, как… Представь, что твою любимую женщину, «чистейшей прелести чистейший образец», давно преследует ненавистный тебе тип с мелкой душонкой, но смазливой физиономией. И вот ты, будучи человеком гордым, душевно тонким и безумно ревнивым, принимаешь решение вызвать его на дуэль и ухлопать, как куропатку! В данном случае тебе не надо играть великого поэта. Играй ревность любящего мужа. Сумеешь?