Мой Демон

Возбуждение, горячившее его кровь, словно бы рассеялось вместе с пороховым дымом. Дантес быстро накинул свой плащ, подобрал с земли шляпу и тут увидел, как его соперник качнулся и медленно опустился на одно колено. Он бросился к графу. Левой рукой тот зажимал рану на правом предплечье. Сквозь стиснутые пальцы быстро сочилась кровь, расплываясь на черном рукаве камзола и капая на землю.

– Вам помочь?

– Да, если вы будете так любезны. Надо дойти до дороги и остановить какую-нибудь карету…

– В таком случае обопритесь на меня здоровой рукой, а я обниму вас за талию.

И недавние враги медленно направились в сторону дороги. Граф бледнел прямо на глазах и все сильнее опирался на Дантеса. Ему удалось остановить карету, в которой ехал почтенный буржуа с сильно накрахмаленным кружевным воротником. Через час де Монтиньяк, потерявший по дороге сознание, был внесен на руках слуг в собственный дом, адрес которого он успел дать незадолго до того, как лишился чувств.

А Дантес вернулся в свою гостиницу. Эту ночь он провел без сна, перебирая вещи баронессы, которые остались в их номере, и то и дело смахивая жгучие слезы. Какой внезапный и зловещий конец у его юношеской пассии…

Через день он счел своим долгом навестить графа де Монтиньяка и узнать, в каком состоянии тот находится. Раненый чувствовал себя неплохо – пулю из предплечья уже извлекли, – но был весьма слаб из-за большой потери крови. Он встретил Дантеса очень любезно и даже сообщил ему, что, по его сведениям, мнимую баронессу поместили в городскую тюрьму.

– И поверьте, юноша, что ее арестовали совсем не по моему доносу, – добавил он. – Я согласился присутствовать при ее аресте лишь потому, что знал ее в лицо, поскольку был знаком с ограбленной ею герцогиней де Монмеррай, а несчастный виконт де Шарни вообще был моим другом.

– Что же мне делать? – растерянно пробормотал Дантес.

– Забудьте о ней как можно скорее и никому не рассказывайте о вашем знакомстве. Иначе это может лечь несмываемым пятном на вашу будущую карьеру.

И Дантес благоразумно последовал его совету, отказавшись от мысли навестить баронессу в тюрьме. Больше он ее никогда не видел, а о том, что она была казнена по приговору суда, узнал только тридцать лет спустя…

Глава 6

Санкт-Петербург, Невский проспект, 1837 год

Ветра не было. Зловещая стая ворон кружилась над заснеженными куполами церкви Спаса на Конюшенной площади, напоминая горожанам своими криками о бренности всего живого. Голландское посольство на Невском проспекте, мимо которого проезжал унылый извозчик на санях, было освещено слабыми лучами январского солнца. У окна второго этажа стоял статный ухоженный мужчина сорока шести лет – барон Луи Борхард де Геккерен. На нем был черный велюровый костюм и шелковая рубашка с широким галстуком. Он имел вид человека благородного и манерами своими располагал к себе. Несмотря на свойственную его нации жизнерадостность, на всем его облике лежала печать глубокой грусти. Задумчивое лицо барона, обрамленное ровной бородой-норвежкой, покрывали едва заметные синие прожилки. Он застыл точно манекен, и лишь иногда его тонкие губы подергивались мимолетной ухмылкой. Выразительные глаза барона не стояли на месте. Словно бы находясь под электрическим напряжением, они постоянно бегали в разных направлениях, не желая упустить ни малейшую деталь окружающего мира. Откуда-то издалека, по-видимому из соседнего дома, доносилась едва слышная мелодия. Невидимый пианист играл на рояле Сороковую симфонию Моцарта, знакомую барону с самого детства. Он закрыл глаза и попытался расслабиться, но тут в дверь постучали.

Геккерен вздрогнул, отвернулся от окна и сказал по-французски:

– Войдите.

В гостиную вошел тот самый офицер, который недавно забирал кольчугу из оружейной мастерской Федора Михайлова. Его лицо, как и прежде, до самых глаз закрывал плотный матерчатый шарф.

– Господин барон, я принес вам все, что вы просили, – заявил он с легким поклоном.

– Положите на стол, – тихо велел барон.

Поручик поставил на стол шкатулку, которую держал в руках, и отошел в сторону.

Двигаясь пружинистым шагом, Геккерен быстро приблизился и поднял крышку: внутри шкатулки лежали четыре дуэльных пистолета. Это были гладкоствольные, крупнокалиберные пистолеты системы Лепажа, с круглой свинцовой пулей диаметром 1,2 сантиметра и массой 17,6 грамма. Они были расположены друг против друга и смотрели дулами в разные стороны.

– Какие из них обладают меньшей убойной силой?

– Те, что слева от вас и имеют изразцы на ручках.

– Очень хорошо. Надеюсь, вы помните о своем обязательстве хранить молчание?

– Разумеется, господин барон.

– Прекрасно. В таком случае вы свободны. Когда вы мне снова понадобитесь, я свяжусь с вами через Жоржа.

– Всего хорошего, господин барон.

– Кстати, поручик, почему вы все время прячете свое лицо?

– Я был ранен на дуэли и теперь имею уродливый глубокий шрам на щеке, подбородке и шее.

– Ах, эти дуэли… Прощайте, поручик.