Мой дерзкий герой

«Не ехидничай и не злобствуй, – сказала она себе. – Будь благодарна за удовольствие, о котором до этого и мечтать не могла. Рассматривай себя как старлетку Бобби Серра из Миннеаполиса. Как тридцатидвухлетнюю женщину, которой никогда больше не встретить мужчину, способного выдержать с ним сравнение. И кто бы там что ни говорил, – подумала Касси, – а в моем положении любая стала бы ехидничать и злобствовать».

И тут ей срочно потребовалось выпить чего-нибудь или съесть плитку шоколада, а может, и то, и другое.

Прокатившись по оберткам и мятым пакетам, она встала с кровати и направилась в кухню, где стала шарить в шкафах. Ругаясь и проклиная все на свете, она выудила-таки из одного из них плитку шоколада «Вальрона», прятавшуюся за жестяной банкой овсяных хлопьев крупного помола, которые пролежали там не меньше двух лет как рудимент некогда проснувшегося в ней порыва наладить себе правильное питание. Банка так и осталась невскрытой.

В отличие от «Вальроны». Шоколад оказался наполовину съеден. Вот дьявол! Словно сбежавшая с курорта для тучных, Касси за считанные секунды слопала шоколадку и тщательно облизала обертку.

На нее скоро будет жалко смотреть. «Возьми же ты себя наконец в руки, – мысленно приказала себе она. – Ни один мужик не стоит того, чтобы так тосковать и хандрить. Не прошло и двух месяцев, черт возьми, как ты решила навсегда отказаться от мужчин. Вот и давай исполняй свой зарок. Прими это как данность, – сказала она себе, – подобно просвещенному гуру или йогу, который стремится достичь нирваны».

Ну вот. Так-то лучше. Отныне мантра «ни один мужчина не стоит этого» станет ее путеводной звездой.

Встряхнув себя таким образом, Касси вытащила из холодильника бутылку шампанского, припасенного на всякий пожарный случай, уверяя себя, что самопознание и утверждение собственной значимости, безусловно, является тем самым случаем, который необходимо отметить, и с усилием вытащила пробку. Мужчины всегда делают вид, что откупорить шампанское ничего не стоит. И это в ее теперешнем по милости мужчин нервном состоянии тоже бесило Касси – не в той степени, конечно, как присущие им – видимо, генетически – качества перекати-поля, но все же бесило.

Сейчас она найдет что-нибудь приятное по телевизору. А пока будет смотреть, залечит раны, нанесенные ее самолюбию, этим… ммм… очень приятным шампанским. Надо же, как это кстати! «Театр шедевров Эксона Мобила» показывает «Королеву-воительницу». Ура! Да здравствует женская сила! То обстоятельство, что королеву, если вспомнить историю, в итоге постиг печальный конец, в тот момент ничуть не поколебало вновь встрепенувшегося в Касси ощущения собственной женской силы.

Разве королева Боудикка перед своей трагической кончиной не поубивала кучу мужчин, которые причинили ей зло?

Это очень утешает.

Глава 40

Два дня Бобби провел в Нантакете. Погода стояла чудесная, город был полон туристов, а сам Бобби в качестве родного дяди учил своих племянников ходить под парусом. Странно, но, несмотря на казавшийся идиллическим праздник, ему никак не удавалось избавиться от какого-то чувства досады. Где бы и с кем бы он ни находился, чем бы ни занимался, оно его не покидало. Такое расположение духа можно было бы отнести на счет излишеств, если б не была известна его причина и если не принимать во внимание тот факт, что ни один монах не придерживался более аскетического образа жизни, чем он последние несколько недель.

Даже мать спросила его:

– Ты, случайно, не болен?

А брат сказал:

– Что тебе нужно, так это вечер в городе.

Это означало несколько часов непрерывной пьянки в местных пабах, которая вылилась наутро в жуткую головную боль.

Кислое настроение при этом осталось при нем – никуда не делось.

Тем не менее он, взяв племянников, повел их учиться управлять яхтой, и это хотя бы на несколько часов, пробежавших незаметно, позволило ему забыть о том, что почти все время занимало его мысли. Однако, высадившись на берег, он вновь обнаружил фантомы депрессии.

Обсуждая в тот вечер с отцом качества нового управляющего имения в Авиньоне, Бобби сообщил, что намерен туда поехать, и они договорились о том, что следует сделать. Потом Бобби поиграл немного для матери на пианино: она часто просила его об этом, а у него не хватало духу сказать, что играет он только для себя, когда есть настроение. Он сыграл весь ее любимый репертуар, не обращая внимания на колкости брата, даже исполнил кое-что по просьбе невестки, после чего, извинившись, пошел к себе.

– Что-то случилось, – сказала мать, когда он ушел.

– Прежде всего ему не мешает подстричься, – заметил брат. У него, как у всех сёрферов, были короткие волосы, что облегчало уход за ними.

– Думаю, он влюбился, – высказала свое мнение невестка.

«Да что она понимает!» – подумали остальные: ведь самые близкие Бобби люди знали его лучше. Даже когда тот женился на Клэр, никто не питал никаких иллюзий насчет того, что брак этот по любви.

– Ну это уж совсем что-то невероятное, – сказал брат.

– По-моему, ты ошибаешься.