Мой дядя - чиновник

Шхуна подняла паруса, ветер тотчас надул их, и киль корабля взбороздил волны, оставляя за собой длинную полосу белой пены. Молнии, которые, как нарочно, потухли в нужный момент и помогли нашему бегству, засверкали снова, и все вокруг опять осветилось.

А мы словно приросли к тому месту, где оставил нас дон Хенаро, и смотрели на город, озарённый ослепительными вспышками. Мы вновь увидели стёкла, сверкавшие в окнах домов, отполированные временем зубцы крепостных стен, острые шпили церквей, скалистые берега, массивные стены фортов; мокрые от дождя крыши, на поверхности которых отражались изогнутые бока черепичных водосточных желобов, походивших на блестящие, словно начищенные наждаком, металлические трубы. В последний раз взглянули мы на узкий вход в порт: по мере того как судно удалялось, он с каждой минутой сужался.

Вспыхнула ещё одна молния, такая длинная и яркая, что нам показалось, будто вся Гавана вздрогнула под хлынувшим на неё потоком света. Затем всё погрузилось в глубокий мрак. Город исчез.

Я услышал, как дядя несколько раз ударил кулаком по массивному борту корабля и сильно топнул ногой; звук разнёсся по пустынной палубе, затих, и тогда мой спутник воскликнул:

— Бесчестный дон Хенаро!.. Будь ты проклят, подлец!..

По странному совпадению в тот же самый миг шлюпка, в которой плыл наш славный покровитель, превосходительный и высокородный дон Хенаро де лос Деес, пристала к суровым прибрежным утёсам. Сей великий муж протянул лодочнику горсть монет и ликующе произнёс:

— На, держи, хозяин, коли жив остался. А вот тебе ещё — выпей за моё здоровье. Теперь я ничего не боюсь — даже дюжины архангелов из крепости Морро!

— Пресвятая дева! А как же ваши друзья?

— Пошли они все к чёрту! Что мне до них! — бросил дон Хенаро, пожав плечами. — Ну, мне пора! Будь здоров!

— Вот как! Благодарю покорно. Прощайте!

Лодочник отвалил от берега и снова ушёл в море. А наш влиятельный покровитель, избавившись от двух тюков, обременявших его совесть, облегчённо вздохнул и быстро исчез во мраке кривых улочек города.

Поистине добрым, прекрасным человеком был столь деятельный дон Хенаро!

Часть вторая О ТОМ, КАК МОЙ ДЯДЯ ПОКИНУЛ КУБУ

Аристократы по рождению — люди обходительные; однако кто же станет терпеть знакомых, которые сперва слыли за вполне порядочных людей и от всех слышали обращение "ваша милость», а затем вдруг пристрастились составлять поддельные родословные и присваивать себе звучные титулы, словно желая скрыться под маской, дабы не быть узнанными своими же собственными родичами?

Хуан Мартинес Вильергас.

Забияки, т. 1, стр. 28.

I ПО ГОРОДУ

Лет через шесть после событий, описанных в первой части нашего повествования, в один из тех тихих вечеров, когда северо-восточный ветер, охлаждённый водами океана и напоенный его пряным дыханием, непрестанно освежает воздух Гавапы и приносит в город приятную ласкающую прохладу; когда небо становится тёмно-синим, а звёзды, усеявшие его, ярко горят и свет их не затмевает даже лёгкое облачко, — в один из таких вечеров, в половине седьмого, по улице Муралья спускалась роскошная коляска. Весь её вид говорил о том, что она лишь совсем недавно впервые покинула каретную мастерскую, — доказательством тому были блестящие спицы колёс, ослепительные лакированные бока, где, словно в зеркале, отражалось сияние огней, потоками лившихся из глубины нарядных магазинов и щедро освещённых, изящных, со вкусом убранных витрин.

В коляску, привлекавшую почтительные взоры прохожих, были впряжены две стройные горячие холёные лошади золотистой масти с блестящей, как атлас, шерстью.

Не менее великолепно выглядели кучер и грум. Они были в цилиндрах, украшенных широкой золотой тесьмой, и в зелёных ливреях со шпуром из золотой канители, на концах которого качались металлические висюльки и несколько массивных брелоков, тоненько и мелодично позванивавших при каждом толчке.

Все встречные экипажи съезжали на обочину и уступали дорогу коляске, а она гордо катилась вперёд, поскрипывая упругими рессорами и напоминая тех деревенских щеголих, которые нарочно шелестят шелками богатых нарядов всякий раз, когда им случается проходить по танцевальному залу или другому людному месту.

В коляске, удобно развалясь и держа в руках бамбуковую трость с набалдашником в виде огромной графской короны, изысканно украшенной резьбой и эмалью, ехал толстый, благообразный, тщательно выбритый человек в безукоризненном чёрном костюме. Он вдыхал свежий вечерний воздух с тем спокойствием и удовлетворением, которые порождает лишь долгое благополучие.