Дядя целыми часами без устали разглагольствовал на эту тему. Все, с кем он водился, уже знали до последней мелочи, как будет выглядеть наше помещение после перестройки. Он так осточертел мне со своими объяснениями, что, если бы в моих силах было поторопить почту, я непременно бы это сделал, лишь бы она прибыла поскорее и дядя оставил меня в покое.
XV
ПОЧТА ПРИБЫЛА!
НАС ПЕРЕВОДЯТ НА ФИЛИППИНЫ!
Было шесть часов вечера. Оглушительный пушечный залп потряс остатки запылённых стёкол в окнах нашей каморки.
— Почта! — воскликнул дядя, срывая с себя шляпу и подбрасывая её вверх. — Вот и прибыла резолюция на наши доклады. Скоро мы начнём перестройку и украсим наш отдел. О, дай мне обнять тебя, племянник!
Дядя сжал меня в объятиях. Из этого я заключил, что он на седьмом небе от радости: я не помнил, чтобы дядя когда-нибудь обнимал меня.
В тот вечер дядя поглощал ужин с невероятной поспешностью. Через каждые три глотка он вскакивал, подходил к соседним столикам, хлопал по спине сидящих за ними знакомых и восторженно пересказывал им добрые вести, прибывшие с почтой. Всё это давало мне основания опасаться, как бы ужин не стал для дяди причиной какой-либо внезапной болезни. По улице он шёл таким торопливым шагом, словно пытался ускорить бег времени. Спал дядя плохо и часто зажигал свечу, чтобы посмотреть, сколько ещё часов осталось до открытия канцелярии; поэтому я не мог сомкнуть глаз и проклинал доклады, канцелярию и почту до тех пор, пока рассвет не заставил меня вскочить с постели.
Наконец желанный час настал. По дороге на службу мы увидели дона Хенаро. Он бежал по улице, размахивая руками; словно безумный.
— А вот и дон Хенаро. До чего же он доволен! Ты только погляди, племянник, как он торопится! Сразу видно, обрадовался вестям.
Но едва мы вошли в канцелярию, как тут же насторожились: со всех сторон нёсся непривычный гомон.
— Что случилось?
— А ты подумай сам. Ну, раз не догадываешься, тогда поднимись наверх и погляди, что там творится, а потом мне расскажешь. Я подожду здесь, — приказал дядя, останавливаясь на середине лестницы.
Я поднялся наверх и, заглянув в одну из больших приёмных, был поражён царившими там беспорядком и сумятицей. Одни чиновники яростно комкали номер газеты, иные неистово топтали его ногами; в группе сослуживцев, стоявших поодаль, ходил по рукам какой-то печатный лист, которого нетерпеливо дожидались в других концах зала; как только он освобождался, все с лихорадочной поспешностью принимались читать его и перечитывать. Ознакомясь с содержащимся в нём известием, лишь немногие возвращались на своё место спокойно, большинство же приходило в ярость и с пеной у рта проклинало эту чёртову жизнь.
— Что случилось? — встревоженно осведомился я.
— Нас переводят! — прорычал в ответ чиновник, нёсшийся словно пуля по нескончаемым залам, где, казалось, вспыхнул форменный мятеж.
Сказать по правде, я малость струхнул. Подумай, что теперь самое время известить о случившемся дядю, я поддался общему смятению, бегом спустился на середину лестницы и, не соображая, что говорю, выпалил:
— Нас переводят!
По правде говоря, дядя воспринял известие так, словно Это было нечто подобное грому, молнии или землетрясению: он поспешно нахлобучил шляпу и опрометью бросился вниз по лестнице.
— Эй, постой! — остановил его появившийся в дверях дон Хенаро.
Дядя был не на шутку перепуган. Я тоже, но не так сильно.
— Переводу подлежишь и ты, братец, — сообщил ому дон Хенаро. — Тебя посылают на Филиппины…
— Филиппины! Филиппины! — в испуге пролепетал мой дядя.
— А на твоё место прибудет другой.
— Мы ещё посмотрим, уступлю ли я ему своё место, — возразил дядя, вновь обретая мужество.
— Полегче, Висенте! В таких случаях не годится действовать сгоряча.
— Так что же делать?
— Над этим-то я и ломаю голову.
На минуту воцарилось молчание.
— Нашёл! — внезапно воскликнул дон Хенаро, хлопнув себя по лбу. — Пойдём-ка со мной, братец, я кое-что придумал.
С этими словами он увлёк дядю в свой кабинет.
Войдя, он продолжал:
— Тебе необходимо составить превосходное, блестящее прошение. Главное — чтобы оно вышло попространнее: это послужит подтверждением твоих талантов и красноречия. В начале засвидетельствуй своё почтение сеньору министру, поздравь его с чем попало, а затем распространись о том, как полезно сохранять в мире неизменный порядок вещей. «Но вопреки всем превратностям судьбы с нами всегда пребывает отеческая и любовная забота наших великодушных правителей!» Эту фразу ты напишешь именно так, как я тебе продиктовал: она возымеет нужное действие. Далее изложи то, что сочтёшь необходимым, а в заключение ещё разок нажми на своё уважение и почтительность к вышестоящим особам и попроси сеньора министра, заверив его в вечной и глубокой признательности, оставить тебя на месте и не отсылать на Филиппины. Понятно?
Прежде чем дон Хенаро успел закончить свои наставления, мой дядя, вооружившись пером, уже сражался на подступах к новому труду, доверенному его таланту.