Мой дядя — чиновник

— Да так, что вы едва ли захватили с собой раскладную кровать, чтобы вздремнуть, — ехидно пояснял привратник.

— Это верно, не захватил. Но вы, конечно, будете настолько любезны, что предложите мне стул, пока…

— Кто? Я? Тра-ла-ла, тра-ла-ла…

И привратник принимался насвистывать какой-то мотив.

— Здесь всего один стул — тот, на котором сижу я, а его, представьте себе, я не отдам и господу богу, даже если он попросит об этом.

— Но…

— Но вам никто не мешает погулять по улице, благо принадлежит она королю, или по двору, или постоять в подъезде. Только вытрите ноги вон о тот коврик, чтобы не наследить, понятно?

Вот так мне всегда приходилось бороться за право предстать, и то по истечении нескольких дней, перед сеньором маркизом.

Но как я ни старался угодить моему дяде, он не давал мне ни единой песеты. Дон Хенаро служил ему примером во всём, и дядя великолепно подражал своему родственнику. Он постоянно твердил мне, что, имея сытный стол, одежду и обувь, будучи его племянником и приходясь двоюродным братом превосходительному дону Хенаро, я давно мог бы зажить припеваючи, если бы не задирал нос и знал своё место, ибо он, мой дядя, неусыпно печётся обо мне.

Если я посредничал в каком-нибудь деле, которое сулило выгоду всем, и клиент неожиданно оказывался несговорчивым, то в жертву приносилась прежде всего моя доля барышен и только после этого — дядина. Дон Хенаро своей долею не жертвовал ни для кого и никогда.

Так мы и делили труд: мне доставалась нелёгкая и рискованная работа, дядя предавался самодовольному безделью, а дон Хенаро забирал себе все барыши. О, страна мошенников!

— Два да два пять, да ещё пять двенадцать…

Подсчёт расходов по этой изобретённой им новой системе был единственным занятием дяди. А дон Хенаро без дальнейших околичностей подводил общий итог. Кроме того, именно я, а не кто-нибудь другой ходил из отдела в отдел, собирая резолюции, подписи, — пометки, разрешения, одобрения, визы, печати, штампы, справки, ходатайства, копии, свидетельства и выполнял прочие необходимые формальности.

Первым лицом, к которому мне надлежало обращаться, был толстенный чиновник, штемпелевавший бумаги и проверявший количество принесённых докладов и справок — к этому сводились все его нехитрые обязанности. Но каких трудов они стоили бедняге! Я неизменно заставал его в плетёном кресле у окна, через которое в здание проникала сладостная прохлада. Он сидел в калошах, в расстёгнутом жилете, без сюртука; шея у него всегда была повязана одним-двумя платками.

— Сделайте одолжение, подойдите сюда, — просил он, заметив, что я принёс бумаги.

Я вручал их ему.

Толстяк пробегал покрасневшими заспанными глазами столбцы цифр и хмыкал:

— Хм-хм-хм.

При этом он так кряхтел, словно малейшее движение причиняло ему мучительные боли. Затем он протягивал руку и брался за штемпель или же заставлял штемпелевать меня самого. Уходя, я слышал за спиной скрип плетёного кресла: вконец обессиленный сверхчеловеческим напряжением, которое ему потребовалось, чтобы чуточку приподняться, чиновник вновь принимал позу поудобней.

В остальных отделах передо мной разыгрывались такие же сцены. Иной раз служащие были поглощены столь оживлённой беседой, что из боязни прервать её я простаивал в отделе часами. В других случаях мне в поисках нужного лица приходилось отправляться в противоположный конец здания. Иногда чиновники просто не являлись в канцелярию, а сослуживцы извинялись и просили меня зайти на следующий день, чтобы начальство не заметило отсутствия их коллеги. Кое-кто наконец вовсе не ходил в присутствие. Труженики последней категории отнимали у меня как раз меньше всего времени; я с успехом обходился и без них, так как они объяснили мне всё, что я должен был делать, и показали ящики, где хранились печати, штемпели и прочие должностные атрибуты.

Мой дядя и дон Хенаро, весьма довольные успешным ходом дел, с нетерпением ждали следующей почты: с ней должны были вернуться паши очередные доклады министру, резолюция которого позволила бы перестроить и расширить наш отдел.

— Ах, племянник, — говорил дядя, — вот было бы хорошо, если бы можно было зажмурить глаза на время перестройки и открыть их снова, когда всё будет уже закончено. Тогда тебе наверняка покажется, что ты переселился со свалки в заколдованный дворец. Весь бумажный хлам перекочует в другую комнату, где поставят два стола — один для тебя, другой для шурина дона Хенаро. Здесь же, вдоль стен, разместятся скамьи, пол настелят деревянный и покроют его линолеумом с рисунком, напоминающим мозаику. Вот тут, с двух сторон, встанут два небольших застеклённых шкафа из красного дерева. Вон там на стене мы повесим карты и картины. Одним словом, скоро всё здесь будет как следует, вот увидишь!