Читаем Мой дядя — чиновник полностью

Будь ящик письменного стола побольше размером, граф непременно спрятался бы в него: посетителем оказался дон Фульхенсио, отец красавицы Авроры. К счастью, дон Фульхенсио или притворился, что не знаком с графом, или действительно не узнал его. Да и почему он должен был его узнать?

Поняв это, граф успокоился, предложил дону Фульхенсио стул и, старательно изменив голос, вежливо осведомился, чем он может служить посетителю.

— Я взял на себя смелость побеспокоить ваше превосходительство в связи с тем, что в вашей канцелярии уже довольно долгое время находится одно дело. Я, разумеется, никого не обвиняю, но, по правде сказать, у меня уже лопается терпение — так мне надоела эта непонятная проволочка.

— О, вы поступили очень правильно! Выслушивать жалобы — мой долг, и я делаю всё возможное, чтобы не допустить злоупотреблений — это моя обязанность, сеньор. Не откажите назвать номер вашего дела.

— Сто тысяч восемьсот четыре.

— Посмотрим! Секретарь, немедленно принесите дело номер сто тысяч восемьсот четыре! — преувеличенно громко закричал граф.

Прошло несколько тягостных для деятельного начальника минут. Дон Ковео чувствовал на себе взгляд посетителя, словно обжигавший его огнём. Наконец явился секретарь и подал ему дело.

— Это? — спросил граф у дона Фульхенсио.

— Да, сеньор.

— Секретарь, отнесите обратно это дело столоначальнику Гарсии и скажите ему от моего имени, что ему следует прилежнее исполнять свои служебные обязанности, не то, видит бог… я его переведу.

И подкрепил свои слова двумя ударами кулака по столу.

Дон Фульхенсио, вполне удовлетворённый, распрощался с графом. Но не успел он скрыться за дверью, как граф закричал:

— Дон Матео, никуда вы не ходите и с Гарсией не разговаривайте, а забросьте это дело подальше в угол. Пусть шутник дон Фульхенсио, когда-то издевавшийся надо мною, посмеётся теперь над собой!

Затем в кабинет вошло шесть человек, отрекомендовавшихся коммерсантами. Граф знаком велел дону Матео выйти и старательно запер за ним дверь. О чём шла речь в кабинете, никто, кроме находившихся там, не знает. Известно только, что, когда граф открыл дверь и распрощался с посетителями, по его лицу и дрожавшим губам можно было догадаться, что ему пришлось участвовать в жестоком и жарком споре.

— Вижу, что нам не понять друг друга. Раз вы не идёте на уступки, мы будем действовать на свой страх и риск — что ещё остаётся делать? — проворчал один из посетителей, прощаясь с графом.

— Ну, что же, поступайте как знаете, — взволнованно бросил в ответ дон Ковео. — Это уж слишком! Это, говоря без обиняков, просто обман!

И пока коммерсанты спускались по лестнице, граф из окна кабинета провожал их негодующими взглядами и жестами. У подножия лестницы несговорчивые посетители остановились и стали тихо совещаться. Граф кусал кулаки, чтобы унять волнение.

Наконец один из сеньоров отделился от группы и с видом парламентёра снова пошёл вверх по лестнице. Граф, который жадно следил за происходящим, отскочил от окна, схватил газету и сделал вид, что спокойно читает её, хотя до спокойствия ему было далеко: сердце его стучало так сильно, словно готово было выскочить из груди.

Когда посланец коммерсантов показался в дверях, граф вежливо поднялся и тщательно осмотрел кабинет, словно ища взглядом трость или шляпу.

— Что-нибудь забыли? — с удивлённым видом спросил он.

— Нет, сеньор, — ответил посетитель. — Я вернулся, чтобы добавить несколько слов к тому, о чём мы только что беседовали с вами.

— Хорошо. Прошу присесть.

И они заговорили вполголоса, покачивая головой, размахивая руками и улыбаясь, а на прощанье ласково похлопали друг друга по спине.

— Вы — сущие пройдохи, — смеясь, заметил граф.

— А сеньор граф, простите за откровенность, редкий выжига, — подхватил коммерсант.

Когда посланец присоединился к приятелям, ожидавшим его внизу, дон Ковео позвал:

— Секретарь!

Тот не замедлил появиться.

— Ох, дон Матео! — воскликнул граф, хватаясь за голову. — Ну и народ! Ни одного порядочного человека!

Дон Матео выслушал начальника, не разжимая губ, затем повернулся и вышел, повторяя вполголоса:

— Да, ни одного порядочного человека!

VII. В погоне за невестой

В тот вечер по улице О’Рейли под руку, словно два закадычных друга-одногодка, шли дон Матео и граф, лелеявший самые радужные надежды. Оба шествовали по-праздничному расфранчённые, надменные, чванные, гордые тем, что идут рядом друг с другом, и глубоко убеждённые в том, что они по меньшей мере фута на три выше всех, кто попадается им навстречу.

Всякий раз, когда на мостовой раздавался гулкий размеренный цокот, производимый копытами великолепных лошадей и столь отличный от беспорядочного и немощного стука копыт наёмных извозчичьих кляч, ученик и учитель быстро поворачивали головы, улыбались, останавливались на тротуаре и рассматривали лица людей, сидевших в экипажах.

Графу казалось, что в каждом из них должна была ехать красавица, столь расхваленная доном Матео. Однако секретарь, как только экипаж обгонял их, неизменно говорил:

— Нет, и здесь её нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза