Мой дядя — чиновник

В описываемое нами время граф, как уже известно читателю, собирался сделать исключительно важный в житейском смысле шаг; естественно, что он не мог обойтись без умелой и мощной поддержки своих верных слуг.

Так оно в тот день и случилось: едва граф вошёл к себе в кабинет и распорядился никого не впускать, дабы ему не мешали, он тотчас же позвал дона Матео и взволнованно, торжественным голосом объявил:

— Вам уже известно, дон Матео, что я собираюсь предпринять шаг, вполне естественный и в высшей степени нравственный. Мысль о том, что у моего очага не сидит ангел, способный озарить его улыбкой и радостями счастливой любви, что я вынужден жить в одиночестве и без друга, стала для меня совершенно невыносимой и вот уже много дней вызывает во мне уныние и тоску. Сознавать, что в смертный час нежные, как лепестки розы, пальцы не закроют тебе веки, что слеза любви не упадёт на твою могилу, — это ужасно, это нестерпимо, дон Матео!

Бывший учитель был растроган речами своего ученика.

— Да, дорогой дон Матео! Я читаю ваши мысли, я знаю, что вы одобряете моё решение жениться. Вы сами во многом явились причиной этому, указав на прекрасного ангела, который призван скрасить моё существование, изобилующее удовольствиями и потому уже начавшее докучать мне.

Граф преображался на глазах — не столько из-за желания убедить дона Матео, сколько благодаря различным позам, которые он принимал, стремясь подчеркнуть свои ораторские способности: наслушавшись, как другие превозносят его таланты, он почитал себя настоящим златоустом.

Граф молчал довольно долго, ожидая ответа дона Матео, но тот оставался нем и неподвижен, словно изваяние, и, засунув руки в карманы, упрямо глядел себе под ноги.

— Дон Матео! — воскликнул наконец граф, теряя терпение. — Вам отлично известно, что я человек дела и уж если что-либо начал, то довожу до конца. Готовы ли вы мне помочь?

— О, всегда и во всём, дорогой ученик! Приказывай!

— Браво, дон Матео! — обрадовался граф, сердечно пожимая руку своему бывшему учителю. — Так вот, на первый случай мне нужно знать, где живёт девушка, которую вчера вечером мы видели в сквере.

Дон Матео назвал адрес. Граф записал его и объявил:

— Этого достаточно.

Затем он поблагодарил своего секретаря, и тот ушёл.

Дон Ковео кликнул привратника и распорядился разыскать Доминго. Он не замедлил явиться. За ушами у него было заложено по перу.

Ношение перьев за ушами было давнишней и неизменной слабостью отставного лодочника. Делал он это из мальчишеского тщеславия: пристроив перья подобным образом, Доминго показывал всем и каждому, что он — обладатель должности, занимая которую приходится много писать. Однако самое любопытное заключалось в том, что Доминго никогда ничего не писал: стоило ему нацарапать дюжину строк, как рука у него начинала ныть от боли.

— Пресвятая Мария! — восклицал он в таких случаях и прекращал писание. — Вёслами куда легче ворочать! Ну и тяжелы же эти пёрышки!

И он с досадой швырял перья на пол.

Когда Доминго вошёл в кабинет, граф вручил ему адрес, полученный от дона Матео, и приказал:

— Поинтересуйся, Доминго, кто живёт в доме, богаты ли его владельцы и как зовут дочь хозяина. Понятно?

Доминго с радостью выполнял подобные поручения графа: при своей наивной и простоватой внешности он ни у кого не вызывал подозрений и с поразительной лёгкостью выведывал всё, что надо; поэтому он немало дивился, с какой это стати граф благодарит его и даёт ему новые доказательства своего расположения за столь нетрудные и необременительные услуги.

Нетерпеливому влюблённому не пришлось долго ждать необходимых сведений. В тот же вечер Доминго прямо посреди улицы остановил коляску графа, и начальник с подчинённым вступили в непринуждённый разговор на глазах у всех прохожих. Оба были весьма довольны, что эта приятная беседа ведётся именно на публике. Доминго преувеличенно жестикулировал и более обычного повышал голос, а граф изображал на лице благосклонную снисходительность, что придавало ему вид великодушнейшего в мире человека.

Бывший лодочник действительно на славу справился с порученным делом. Всё, что надлежало узнать, он выведал у привратника, оказавшегося его земляком. Доминго быстро завязал с ним самую тесную дружбу, и они тут же уговорились отправиться по этому случаю в соседнее кафе и пропустить по рюмочке.

Беседа их велась с глазу на глаз с откровенностью и воодушевлением двух друзей, не видевшихся долгие годы и теперь, при встрече, испытывающих то радостное волнение, при котором развязываются языки, поверяются секреты и передаются сплетни, — одним словом, вытаскивается из-под спуда богатый архив, питающий необходимыми сведениями красноречие простых, невежественных людей.

Однако к чести Доминго следует сказать, что если бы не приказ графа, то он, выйдя из таверны, постарался бы забыть или по меньшей мере сохранить в тайне всё слышанное.