Мой дядя Состен

В шесть часов иезуит вышел, спокойный и довольный, и мы видели, как он не спеша удалился.

Тогда я смущенно и робко позвонил у дверей дяди. Мне открыла служанка. Я не решился расспрашивать ее и молча поднялся наверх.

Дядюшка Состен, бледный, изнуренный, совершенно подавленный, недвижимо лежал на постели, глядя в одну точку тусклым взором. К пологу кровати был приколот маленький образок.

Расстройство желудка явственно чувствовалось в комнате.

– Вы слегли, дядя? Нездоровится? – спросил я.

Он ответил упавшим голосом:

– Ox, дитя мое, я совсем расхворался, чуть не умер.

– Как же это, дядя?

– Не знаю; это прямо удивительно. Но всего замечательнее то, что отец иезуит, только что ушедший, – знаешь, этот достойный человек, которого я раньше терпеть не мог, – явился навестить меня, потому что ему было откровение о моей болезни.

Я чуть не прыснул со смеху.

– О, неужели?

– Да, он пришел ко мне. Он слышал голос, который повелел ему встать и идти ко мне, потому что я умираю. Это было откровение.

Чтобы не расхохотаться, я сделал вид, будто чихаю. Мне хотелось кататься по полу.

Спустя минуту, несмотря на душивший меня смех, я уже говорил возмущенным тоном:

– И вы приняли его, дядя? Вы, вольнодумец, масон? Вы не выставили его за дверь?

Он, казалось, смутился и пробормотал:

– Но пойми же, это удивительно, это перст божий! И к тому же он заговорил о моем отце. Он знавал его.

– Вашего отца, дядя?

– Да, представь себе, он знал моего отца.

– Но это еще не повод, чтобы принимать иезуита.

– Согласен, но я был болен, очень болен. А он так самоотверженно ухаживал за мною всю ночь. Это само совершенство! Спасением своим я обязан ему. Ведь эти люди разбираются в медицине.

– Ага, он ухаживал за вами всю ночь. Но вы ведь сказали, что он только что ушел.

– Да, правда. Он выказал столько внимания ко мне, что я пригласил его позавтракать. Пока я пил чай, он поел тут же, за маленьким столиком, подле моей кровати.

– И… он оскоромился?

Дядюшку передернуло, как будто я сказал что-то страшно неприличное, и он прибавил:

– Не смейся, Гастон, бывают шутки неуместные. В данном случае этот человек отнесся ко мне сердечнее всякого родственника; я требую, чтоб уважали его убеждения.