Мой дом, наш сад

Однажды я нашла в библиотеке книгу по евгенике. В мире это теперь запрещенная наука. Именно так мне объяснила Гвиневра. Она помнит не больше моего, те же десять лет, то же новое имя из "Смерти Артура", тот же маленький мирок, где нет ничего кроме книг и кино. В общем, помнит Гвиневра столько же, но знает о мире намного больше. Она читает постоянно. Даже сейчас я вижу в одной ее руке руку Гарета, а в другой - книжку по классической физике.

Мы отрицаем классическую физику, она нам не нужна. Я могу подняться вверх, к самому потолку, и плевать я хотела на гравитацию.

А еще можно совсем ничего не знать, при желании. Кэй справляется.

Гарет, его брат-близнец, такой же удивительно красивый, шмыгает носом, втягивая вязкие капли темной крови. Гарет - вовсе не плохой парень. Но мы с ним не дружим даже несмотря на то, что Гарет - брат-близнец Кэя. У нас есть причины.

- Я просто хотел стать красивее! - говорил Гарет, и Кэй шепчет Моргане:

- О, мой позорный брат. Я надеялся, что ему крышка. Представлял, что на него упал рояль или вроде того.

- Как тупо, - морщит нос Моргана. Они оба смеются, а мне не хочется.

Гарет едва не плачет, это для него важно.

- Ты хотел превратить свою голову в лягушачью. Это очень опасная магия, - холодно говорит Гвиневра. - Я доложу об этом директору.

- Но если бы у меня все получилось, меня бы похвалили.

- Но у тебя не получилось. Поэтому тебя накажут. Если бы не я, ты был бы уже мертв. Сосуды твоей тупой головы могли бы лопнуть.

- Это бы того стоило! - говорит Гарет с горячностью.

- И глаза стали бы красные, и лицо приняло бы вид огромной гематомы, - спокойно добавиляет Гвиневра.

- Умер бы красавчиком! - смеется Кэй.

- Ага, - подтвердил Гарет, как будто не понимает, в чем подвох. Галахад говорил, что у Гарета дисморфомания. Он хочет изменять свое тело, потому как оно кажется ему некрасивым, чужим. Гарет считает красивое уродливым, и наоборот. Это ужасно смешно, однако Галахад призывает нас уважать друг друга. Однажды он спросил, как бы мы чувствовали себя, если бы наша кожа была испещрена гноящимися язвами, конечности были бы непропорционально длинны, прикус искривлен, а белки глаз казались бы насыщенно красными от болезни.

- Умирающими? - предположил Кэй.

- И нас бы это мало волновало, - сказала Ниветта.

- В общем и целом, - подтвердил Галахад. - Тогда добавим еще одну переменную: вы бы хорошо себя чувствовали. Кто-нибудь из вас решился бы посмотреть в зеркало, чтобы увидеть гноящегося монстра?

Мы молчали. Спустя минуту, не дождавшись ни одного ответа, Галахад сказал:

- Так чувствует себя Гарет. Он себе отвратителен.

А потом он отпустил нас с урока. Мы не стали относиться к Гарету лучше, но, по крайней мере, теперь я вовсе не думаю, что его проблема - смешная. Стараюсь не думать.

Гарет и Гвиневра садятся со стороны Кэя, через стул от него. Это негласное правило. Мы не друзья. Друзья должны сидеть вместе и охранять свою территорию. Так говорит Моргана. Думаю, она вычитала это откуда-то из книжки по этологии стайных животных.

Гвиневра кладет руки на стол, не задевая скатерть локтями, выпрямляется и ждет. Капля крови из носа Гарета, вязкая и тяжелая, срывается вниз, и разбивается о белое дно тарелки.

Мне уже очень хочется есть, но я не решаюсь спросить у взрослых, почему завтрак задерживается.

- Мышонок, - шепчет Моргана. - Может, Мордред, не хочет тебя видеть после твоего провала на дополнительных занятиях?

- И теперь мы все умрем с голоду! - причитает Кэй. - Из-за тебя, Вивиана!

- Повтори это, когда твои глаза западут, кости станут острыми, а распухший язык будет мешать при разговоре, тогда это произведет больший эффект, - выпаливаю я очень быстро. Все смеются, кроме меня. Мне не нравится то, что я сказала. Меня это пугает, и глупости, которые мы мелем становятся вдруг очень серьезными.

В этот момент предельной неловкости меня спасает появление директора. Дверь открывается совершенно бесшумно, с помощью магии. Мордред редко делает что-то, не используя ее. Я слышу свист, легкая, смешливая песенка, обладающая достаточно ритмичной мелодикой. Мы никогда не слышали от Мордреда слов, но насвистывает ее он почти постоянно. По звуку этой мелодии всегда можно определить его приближение. У Мордреда легкая, не сочетающаяся с его характером походка, иногда он два раза делает шаг с одной ноги, поэтому кажется, будто он пританцовывает. Мордред всегда одинаково и хорошо одет. На нем строгий костюм с идеально накрахмаленным белым воротником-стойкой. В кармане позвякивают часы на золотой цепочке. По стрелкам на его брюках, кажется, можно чертить, а блестящие остроносые ботинки ловят в лакированные носки свет, и в них будто сияют два маленьких солнца.