Мой дом там, где ты (СИ)

— Чего именно ты не знала? Почему Лера от меня сбежала или правильнее сказать, из-за кого она это сделала? Или ты не знала, как тяжело я это всё переживал за эти грёбаные пять лет? Шесть лет. Ёб@@@! Шесть лет, Ксения!!! И после всего, ты ещё ожидаешь, чтобы она тебя любила!!!

— Слушай, а почему я должна отвечать за действия какой-то неадекватной девчонки?! Мало ли что взбрело в её боль… голову! — я так резко отодвинул кресло, что зашатался стол со всеми его причиндалами. А Ксения вообще голову втянула в плечи.

— Заткнись! — подался я к ней, еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться в её тонкую шею. — Я понимаю, что лучшая защита- это нападение, но не в данной ситуации!

— Егор, прости. Пожалуйста, прости. — Попыталась она взять меня за руку, но я резко её отдёрнул. — Прости.

— Я не умаляю своей вины, но то, что сделала ТЫ…, это… это, бл@дь, уму непостижимо! Ты разрушила не одну жизнь, а целых две. Нет! Даже три. Три, Ксения! Епт! А может, даже и четыре…, не знаю. Прости, но о тебе мне сейчас совсем не хочется говорить. Мне вообще наср@ть!

— Егор, ты не справедлив…. Неужели за столько лет, я не заслужила хотя бы последнего слова?! Даже смертникам позволяют последнее желание.

— Хорошо. Говори. — Мне казалось, что за эти несколько дней, мне удалось взять под контроль свои эмоции. Как выяснилось, нет. Слишком много боли. Слишком глубокие раны. Я смотрел на неё сейчас и не понимал… как, вот, как она всё это время спокойно жила и спала, зная, наблюдая, как мне тяжело! Тяжело по её милости. Ещё и спал с ней…. Пиз@ц!!! Ирония судьбы, бл@ какая-то.

— Егорушка, ты только не злись. Я тебе сейчас всё объясню. Чесслово. — Ксения была взволнована. И к гадалке не ходи, её речь выдавала её с головой. Когда она нервничала, то говорила быстро и сглатывала окончания слов. — Я так понимаю, речь идёт о моём разговоре с Лерой? Господи! Как же давно это было. — Всё эти её мелкие хитрости сейчас меня реально выбешивали. Игра слов, затягивание времени, театральное заламывание рук, уже не говорю о гримасах на её лице. — Да, я тогда действительно разговаривала с Лерой. Это произошло совершенно случайно. Спонтанно, понимаешь? Я приехала к тебе, а встретила её. И мы просто поболтали, как старые, добрые друзья. Что здесь такого? — она выжидательно посмотрела на меня и увидев мой хмурый взгляд, сразу продолжила.

— У меня действительно тогда была длительная задержка и я поделилась радостной новостью с твоей сестрой. Разве я могла знать, что это всего лишь небольшой гормональный сбой?! Я была уверена, что беременная. Честное слово, уверена! Ещё и от тебя! Это же всегда было моей мечтой. Я тогда была вне себя от счастья. Да, я ошиблась. Такое бывает. Не я первая, не я и последняя. Так что, теперь меня за это казнить?!

— Ты закончила?

— Относительно этой темы да. Но относительно остального, мне и всей жизни не хватит…

— Я тебя услышал. — Грубо оборвал её. Не хотелось слушать дальше все её глупые ухищрения. Знаю наперёд, что будет в уши лить. — Пусть всё останется на твоей совести. Я больше не намерен копаться в этом дерьме. Моё решение непоколебимо. Я решил прервать с тобой отношения. Всяческие. Думай обо мне, что хочешь. Я больше не желаю тебя видеть. Н-и-к-о-г-д-а! Это всё. — Так и не прикоснувшись к давно остывшему капучино, я небрежно бросил на стол несколько смятых купюр, забрал ключи от машины и поднялся.

— Когда я вернусь в Лос-Анджелес, будь добра, сделай так, чтобы в МОЕЙ квартире, мне о тебе ничего не напоминало. Ключи оставишь на столе. — Я ушёл, не оборачиваясь и, не слушая того, что она говорила без умолку, пытаясь меня остановить.

Это был конец.

Ксении для меня больше не существовало.

Завтра мне предстоит ещё одно испытание- не менее сложное. Тётю Машу выписывают из клиники, а следовательно, завтра я увижу Леру. Нужно получше подготовиться. Сегодня мне тоже казалось, что я готов. Оказалось, нихрена.

Я просто опустошён. Выпотрошен. С этим срочно нужно что-то делать.

Позднее раскаяние

Лера.

«Пусти. Отпусти меня, Лера!» — как это забыть? Как выкинуть из больной головы эти слова, полные отчаяния?! Уже не говорю о его глазах. Сколько в них было боли и безнадёжности! «Нет! Ты не жалеешь и не жалела тогда! Пока я загибался, ты строила свою личную жизнь! Хвостом вертела перед своим Мишелем! Детей делала! А я сходил с ума! Понимаешь ты это или нет?! Жить без тебя не мог, дышать полноценно…».

Мне бы тогда рассказать ему всю правду.

О том, как страдала без него. О том, как узнала, что беременна после нашей волшебной встречи в Нью-Иорке. Ведь, это было так чудесно!

О том, как тяжело было принять решение об уходе из театра. Об отказе от карьеры на самом её пике. Это был не просто отказ. Я шла к этому всю свою сознательную жизнь. Сквозь боль, хронические недосыпания, переутомления, травмы. Балет был не просто мечтой, он был моей жизнью! И именно в тот миг, всё это обесценилось и рухнуло. Осталась только я и неродившийся ребёнок, который уж точно был ни в чём не виноват.