— Ты не станешь ставить мне палки в колеса. Ты же прекрасно понимаешь, что это для твоего внука. Садик рядом, хорошая школа рядом, театры, музеи… Он к этой квартире привык. У меня нет свободных денег купить что-то подобное. Ты хочешь, чтобы я снимал с ребенком?
Снова пауза.
— Ну почему в России до сих пор все портит квартирный вопрос?! Ну я же тебя не на улицу выгоняю, в конце-то концом! А ты меня выставила в никуда с полной уверенностью, что поступаешь правильно. Но я тебе это не припоминал. Никогда. И сейчас бы ничего не сказал, если бы опять же не твоя любимая Олечка… Эта квартира принадлежит мне, и я хочу ее назад. Для своей семьи. Мама, ну зачем ты все усложняешь?
— Эта квартира не имеет к тебе никакого отношения.
— Она моя по всем документам. Моя, и ты это прекрасно знаешь. И это не прихоть. Я только что нормально объяснил причины, почему хочу жить именно здесь. Хочешь жить с невесткой? Да вообще не проблема. Живи, места всем хватит! Только тебе придется жить и со мной тоже. А этого ты точно не хочешь.
— Да, этого я действительно не хочу. Но я и пальцем не пошевелю, если ты не скажешь, почему не хочешь жить в своей новой квартире.
Новая пауза. Чуть длиннее. И тихий ответ Виктора:
— У меня больше нет той квартиры.
— Как нет?
Последовала пауза, в которую я услышала, как нервно звякнула о блюдце чашка. У меня тоже что-то звякнуло в груди: он подарил ее Карине? Откупился?
— Только не говори мне…
— Я и не говорю! — перебил Виктор мать уже намного громче. — Такое только тебе на ум могло прийти! Но даже если бы я отдал ее Мироновым, это мое дело…
— Вить, ты не понимаешь, что мне больно? — перебила сына мать уже тоже далеко не шепотом. — Не понимаешь, как больно! Когда умер твой дед, и мы лишились его пенсии, нам элементарно не на что было в магазин сходить. Мне вообще ничего не платили в тот момент в школе, потому что я институт из-за тебя так и не закончила. И я умоляла твоего папочку, чтобы он дал на тебя хотя бы рубль. И знаешь, что он мне ответил тогда: ты же себе суп варишь, неужели сыну не нальешь тарелку, ну сколько ему надо? А нам с матерью к концу месяца суп сварить не на что было…
— Мам, я слышал это не один раз в разных интонациях, и это не имеет к сегодняшнему дню никакого отношения.
— Да как же это не имеет?! Да ты просто плюешь мне в душу, когда общаешься с ним… И ты становишься таким же мерзким, как он… И на Оле ты не женился, потому что решил, как и он, что можно вот так… И ребенок этот есть только благодаря мне, потому что я поставила тебя на место. А тебе он не был нужен. И не нужен сейчас. Как приперло, ты сразу решил его на другую женщину скинуть. Ты бы на Ирине не женился иначе. Тебе ответственность не нужна, тебе ж просто потрахаться и все… Витя, мне ужасно стыдно, что ты вырос таким… Господи, что же я сделала не так? Ну как, как ты стал таким, таким… прости, мудаком?
Повисла пауза. Недолгая. Но я услышала тихие всхлипывания хозяйки.
— Я твой единственный сын, — проговорил Виктор теперь снова полушепотом. — Ты должна меня любить, но любишь ты кого угодно, только не меня…
— Это неправда! — перебила Зинаида Николаевна дрогнувшим голосом и вновь всхлипнула.
— Это правда, мама. Не надо убеждать меня в обратном. Любовь — это то, что чувствуешь. И я чувствую, что ты счастлива, когда мне плохо. И я назло тебе сделаю так, что мне будет хорошо, понятно?
— Если тебе будет хорошо с Ириной, я буду только рада. Но не за тебя. А за нее. Чтобы ты не испортил жизнь еще одной женщине. Еще одной… Да что я говорю… А эта армия дур, которых ты менял одну за другой, точно они резиновые куклы… Ты думаешь, им не было больно? Ладно, не строй мне тут рожи! Я этого не понимаю и никогда не пойму. И не хочу понимать. И, дай бог, твой сын таким не вырастет и будет ценить в женщине прежде всего женщину, а не… Но объясни мне, дуре, почему тебе хорошо с отцом? С отцом, который палец о палец не ударил, пока ты рос. Я, вот честно, Витя, жалею, что дала тебе его отчество… Возможно, ты был бы меньше на него похож.