Мой друг - домовой (Дилогия)

- «Бывшие дворяне Игнатьевы получили квартиру в благоустроенном районе города». - Под этой подписью была знакомая фотография. Мужчина, женщина, и маленький ребенок. Я стал читать дальше, стараясь понять общий смысл старой речи, которая пестрела значками «ять». – «На фотокарточке, прилагаемой ниже, изображены Константин, и его супруга Ольга. На руках наследник – Никита. Квартира отдана в собственность за помощь советской власти в трудное время».

Я попросил, вернувшегося с кипой бумаги, смотрителя сделать копию и бережно убрал документы в сумку. Старичок положил на стол другие газеты, в которых находилась интересная информация. Чудны дела твои, Боже. Нафаня, оказывается, был Никитой Игнатьевым. Сыном светлейшего графа. Дворянин по крови. Побледневший смотритель, тем временем, теребил меня за руку. Я повернулся и взял в руки еще один газетный лист, который он нашел…

«Банда Тараса Жупанько и их жертвы.

Вечером, 18 мая 1932 года, банда известного душегуба Тараса Жупанько записала на свой счет новые жизни. В двух кварталах от театра на Покровке была убита чета Игнатьевых и их маленький сын. Зверское преступление всколыхнуло сердца простых людей. Тела были найдены солдатами доблестной Красной армии во время патрулирования улиц. На месте убийства был оставлен железный зуб – знак преступной шайки Жупанько. Партия заявила, что виновные будут найдены и преданы смерти».

Я сглотнул противный комочек и повернулся к старичку. – Их убила банда отморозков, когда Игнатьевы прогуливались по улицам?

- Да, – грустно покачал головой смотритель. – Суровое было время. Голод, преступность, угроза войны. Подобные нападения были довольно частыми. Эта шайка причинила зло очень многим.

- Спасибо за помощь. Вы оказали мне большую услугу, - я сунул в сморщенную руку смотрителя зеленую купюру.

- Не нужно, молодой человек. Я рад, что смог вам помочь, - улыбнулся тот в ответ, отказываясь от денег.

На пути домой я размышлял о том, что узнал. Руки дрожали, а голова была полна страшных мыслей. Как мне это преподнести соседу? Нафаня был очень ранимой натурой, а после драки с бесприютным домовым, еще не до конца пришел в себя.

- И где ты шляешься, путешественник иноземный? – с порога, безапелляционно, заявил мне Нафаня. – Я, значит, просыпаюсь, а барина и нет. Яишенка не пожарена. Кофе не сварен. Подыхай Нафанюшка, голодной смертью.

- Я по делам ездил, не нуди, – пресек я дурацкие речи духа. Тот, надувшись, смотрел на меня. – Ну, что ты смотришь? Говорю же, по делам ездил.

- По каким делам? – домовой так просто не отстанет. – Снова по бабам разъезжаешь? Амурных приключений ищешь? Непутевый барин. Ой, непутевый.

- Дай мне раздеться для начала, – я встал в излюбленную позу, уперев руки в бока. – Сделай мне кофе. И может быть, я расскажу тебе, где был.

Дух, передразнивая меня, поплелся на кухню, бурча под нос, какие де люди стали нежными и зажравшимися. А я задумался, как мне все рассказать барабашке.

- Вот, что мне удалось узнать, – я подвел итог своим поискам. Нафаня задумчиво теребил свою соску, смотря в окно на проплывающие тучи.

- Спасибо, Андреюшка, – тихо произнес домовой, повернувшись, наконец, ко мне. –Маленький был. Совсем кроха. Барин. Ты мне вот, что скажи. Почему люди такие жестокие?

- Это не люди, Нафань. Это звери в человеческом обличье. Забрать чужие жизни за горсть монет. Только полнейший мерзавец решится на такое, – минуту спустя ответил я, наливая домовенку стопку своего любимого виски «Четыре носа».

- Но ты же хороший, – в уголках темных глаз Нафани блестели слезы. – Ты не выгнал меня. Помог с обормотом заезжим. Подарки даришь. Играешь со мной.

- Не все люди плохие, Наф, – я закурил сигарету. – Теперь все в прошлом. И ты знаешь, кто твои родители. И самое главное, знаешь, кто ты.

- Только непонятно, как я стал домовым-то, - задумался дух. – Почему именно я, а не мои родители?

- Когда ты мне только показался, я пошел в библиотеку, чтобы поискать какую-нибудь информацию о домовых, помнишь? – Наф кивнул. – Так вот. В одной книге было написано, что домовой – это душа некрещенного ребенка, чей жизненный путь трагически оборвался. В 30-х годах с религией боролись жесткими мерами, и таинство Крещения ты не прошел.

- А я думал, что крещенный, - загрустил домовой, попутно ковыряясь в носу. – И поэтому я очутился тут в виде духа?