Мой друг Камиль Исхаков

Понятно, текст оригинала я оставил – в его грамматике читатель легко разберется сам. По части же «фактологии», которую лихо закрутил г-н эксперт, замечу: во-первых, с именем К. Ш. Исхакова в истории Казани связано гораздо больше событий, чем «эпидемия холеры» и 1000-летие, так поразившие воображение автора. Во-вторых, по мнению Г. Г. Онищенко, это не градоначальник развел в Казани холеру, а ее туда завезли: «За период с 1990 по 2001 годы в Российской Федерации заболевания, связанные с завозом холеры, регистрировались в г. Москве, республиках Дагестан, Татарстан, Приморском и Красноярском краях, Тверской, Иркутской, Сахалинской областях»4. В-третьих, еще менее очевиден тезис об уникальности казанской эпидемии: по данным ВОЗ в 2001 году была зафиксирована 41 вспышка холеры в 28 странах5. И, наконец, председателем оргкомитета Олимпиады-80 был не Сергей Павлович Павлов, а Игнатий Трофимович Новиков, заместитель Председателя Совета Министров СССР – об этом можно было узнать в любой газете.

Огорчительно, конечно, что теперь для многих «пишущих» знание грамматики не является обязательной нормой, а факты, предлагаемые читателю, не выдерживают даже поверхностной проверки, становясь иллюстрацией к пословице «ради красного словца, не пожалею и отца». Но для меня печально не это. Каждый раз приезжая в Казань, я все больше ощущаю в себе чувство, будто время, или может быть не время, а нечто более приземленное, некий «Краткий курс истории ВКП(б)»6, стирает память о том, что когда-то у этого города был такой Камиль Шамильевич Исхаков. И что этот самый город составлял весь смысл его жизни.

Поэтому, в какой-то мере, эта книга – мой долг перед Камилем. Ведь его город, который он так заботливо пестовал, пока я, как и многие, по своей либо чужой воле был занят другими делами, это и мой город. И я не хочу, чтобы ни моя дочь, она хоть и москвичка, но любит Казань не меньше нашего, ни кто-либо другой из подрастающих7, не оказались бы без возможности ответить на вопрос: «А кто такой Исхаков?»

Садясь за компьютер, я стремился, чтобы в итоге получилась не просто мемуаристика, которой переполнены книжные лавки: родился, трудился, женился, куча парадных фотографий. Мне хотелось по мере сил душевно рассказать об этом талантливом парне, чье фантастическое трудолюбие и безоговорочная вера в необходимость того, что он делает, оказались столь востребованы. История должна быть персонифицированной, населенной делами конкретных людей. В противном случае, все, что было до нас, предстанет перед потомками в виде умозрительной интерпретации отдельных кабинетных ученых.

Как в рассказе о любом человеке мне не удалось сделать все исчерпывающее. И это, наверное, хорошо. Как пел Высоцкий «другие придут, сменив уют…», и, продолжая связь времен, вновь напишут о моем друге.

P.S.

Эта книга не претендует на то, чтобы на сто процентов называться объективно-исторической. И быть таковой она не может. Она прошла через мою память и мои ощущения от всего происходившего. Кроме того, многие из эпизодов книги – это результат личных оценок и воспоминаний других людей. У всех у нас есть право на забывчивость. А также на пристрастность по отношению к друзьям.

Евгений Березин

Подмосковье, поселок Новоголицыно,

2013 год

Глава первая. «Шр»

8

Широкой и полноводной рекой – рекой-каждодневной труженицей, рекой-нескончаемой дорогой – представляется мне линия жизни Исхакова Камиля Шамильевича. Как у всех людей, она уходит в глубину столетий, густой сетью распадаясь на мелкие ручейки родственных связей и автобиографий.

К сожалению, все «ручейки Исхаковых» отыскать оказалось невозможным. Большинство из них давно разбежались по разным землям, а память либо стерлась в непредсказуемых лабиринтах истории – и не только семейной, – либо попросту затерялась где-то в недрах обычной учетно-бюрократической карусели. Хотя для домашних преданий, традиционно окрашиваемых семейной фантазией, каждый из генеалогических ручейков всегда важен, и важен по-своему. За ними стояли конкретные люди, жизнь и дела которых складывались в причудливую мозаику с бесконечно дорогим любому потомку именем – моя родословная.

Одному из таких ручейков повезло больше других. Благодаря усилиям многих людей, искренне помогавших восстанавливать генеалогическое древо семьи, его следы, изрядно поплутав по городам и весям, отчетливо проявились в Казанском ханстве – древней колыбели многих народов, и по сей день живущих вместе счастливо. Я полагаю, для моего друга Камиля именно этот ручеек и есть самый главный.

Мечеть

Лето 1468 года выдалось в Казани на редкость жарким. По кривым улочкам, узким серпантином взбиравшимся на городской холм, без конца сновали вооруженные всадники. Просоленными нагайками, туго сплетенными из конских шкур, они подгоняли взмокших от пота людей, тащивших к крепостной цитадели строительный камень.