Мой друг «Крокодил»

Более того, как меня учили «более опытные водители» лучше документы на машину и «права» положить в «удостоверение личности». С действующих военных тогда штраф не брали, а сообщали «по месту службы». И, если иметь «своего человека» в строевой части академии, то можно вообще обойтись без взыскания.

И была ещё одна «рекомендация» от опытных водителей: в удостоверение положить «трешку» или «пятерку». Никто не запрещает хранить деньги в документах. И некоторые гаишники, увидев «бумажку», молча перекладывали её в свой карман и отдавали документы.

Документы у меня лежали в удостоверении, но денег там не было. Я остановил машину и вышел. В то время было именно так. Старший лейтенант, а гаишник был в этом звании, резко подошел ко мне, взял документы и внимательно несколько минут их изучал. Затем обратился ко мне с вопросов, как это я пересек сплошную линию. Я сказал, что по Москве езжу недавно, сразу не сориентировался, что мне надо в другой ряд, и, хотя ехал не быстро, переехать в нужный ряд до начала «сплошной» не успел.

Наверное, гаишник стоял на этом «хлебном месте» не просто так. Он сначала намеками, а потом и открытым текстом сказал, что «может быть, чем получать взыскание, проще уладить на месте». Такого нахальства я не ожидал. Он, старший лейтенант, разговаривал с полковником свысока, как будто генерал с лейтенантом.

Я не стал дожидаться окончания его речи, оборвал его на полуслове и сказал примерно так: во-первых, он, наверное, не понимает, как младший по званию должен разговаривать со старшим, пусть и из разных ведомств, во-вторых его речь слушали мои родственники в машине, в-третьих денег я ему не дам, а вот сообщить его начальству о его поведении могу, в–четвертых, нарушение, которое я совершил не предусматривает изъятие у меня документов. И, наконец, я, преподаватель тактики, пользуюсь таким авторитетом у командования академии, что на эту его бумажку, если она дойдет, просто наплюют. Затем я спросил, все ли мои данные он записал, попросил вернуть документы, сел в машину и поехал домой.

Когда мы отъехали на достаточное расстояние, Виталик удивленно спросил, как это я так резко разговаривал с гаишником. Ответ мой был прост. Нарушение, конечно, было. Но нормальный гаишник, на пустой дороге, мог просто не придать этому значения. А даже, если бы и остановил, просто предложил бы быть внимательнее и заранее готовиться к совершению маневра.

А молодой хам, который думает только о том, сколько денег он должен «заработать» на «хлебном» месте, должен, хоть на словах от человека, который старше его и по возрасту, и по воинскому званию, получить «по полной». Домой мы приехали в хорошем настроении. «Крокодил» начал служить семье.

Рублевское шоссе

«Лихие…» иногда приносили такие сюрпризы, о которых в добрые советские времена мы даже и подумать не могли. Понятно, что «инфляция» была такой, что зарплата, которая в Вооруженных силах называлась «денежное довольствие», за месяц могла обесцениться.

А, кроме того, и выплачивали это самое «довольствие» не регулярно. И я, полковник, всю сознательную жизнь служивший народу, никогда ранее не думал о том, как прокормить семью.

Правда, были в моей «комбатской» жизни месяцы, когда я приносил домой не просто часть «довольствия», а всего несколько рублей. Несколько раз с меня высчитывали деньги за то, что при сдаче солдатского постельного белья в стирку выявлялась недостача. Недисциплинированные солдаты рвали простыни на подворотнички.

Да ещё и старшина, всегда сержант срочной службы, вместе с «каптерщиком», халатно относились к сдаче постельного белья. А начфин полка, в нарушение действующих законов, высчитывал сразу весь «убыток». Делать этого, формально, было нельзя. Но жаловаться в наше время было не принято. Вот и сидели на Таниной зарплате.

В Москве Таня, естественно, сразу нашла работу в одном из НИИ. А когда мы переехали в Серебряный Бор, сразу устроилась на почту. Это частенько спасало нас от «безденежья».

Однажды, ещё когда мы жили на частной квартире в Марьиной Роще, в одном из магазинов «хозтоваров» я купил «шпон». Почему меня заинтересовали полоски натурального дерева, толщиной около миллиметра, шириной 10-20 сантиметров и длиной около метра, сейчас уже и не вспомнить. В нашей шестнадцатиметровой комнатке, где мы жили вчетвером, даже для учебников сына и дочери места не было. Они лежали на полу под столом и на шкафу. Сделать для книг полки (а купить их было просто не на что) из досок от ящиков, в которых мы перевозили вещи, я решил уже через неделю после того, как привез в Москву семью.

Я вспомнил, как делал мебель мой отец. Он приклеивал тонкую фанеру к дощатому основанию и потом полировал эту заготовку так, что она ничем не отличалась от дорогой мебели, которую я видел в магазинах.