Мой друг лайка

Старик не по годам легок на ходу. Я с трудом поспеваю за ним, несмотря на то, что на 25 лет моложе. Выпавшая маленькая пороша приглушает шум лыж о корку наста. Поэтому мы все время слышим голоса наших собак и хотя медленно, но все же приближаемся к ним. Как топором рубит косомордый Серко, грубо и редко. Звонкий голос Рыжика доносится особенно четко, а в интервалах между обоими без умолку звенит не в меру горячий Макарка.

Собаки четко ведут зверя и, судя по лаю, как говорят охотники, виснут на хвосте.

— Эх, как ёжат! — кричит мне Савелий. Довольный этим, он бежит все шибче и шибче. Без останова скользят по снегу лыжи, проносятся перед глазами нагромождения вывороченных еловых стволов и корней, преграждающие путь, и все это точно откатывается назад. В глубь огромной гари убегает зверь, ища в ней защиты, и мы понимаем, что в беге по такой чертоломине не сможем долго состязаться с ним. В голосах собак появилась какая-то новая нота. Даже ритм лая изменился и стал спокойнее.

— Посадили! — догадываемся мы. И что есть силы спешим на помощь собакам. Впереди мелькнул силуэт Серка, и уже лает он где-то левее. Рыжик проскочил почему-то в другую сторону и также лает на месте. Это значит, что медведь остановился, а собаки взяли его в круг. Черное пятно хорошо вырисовывается в завале, и ружье, застывшее у плеча, вот-вот готово выстрелить. А что это черное, медведь или пень?

Выстрел раздался, но не мой. Черное пятно оказалось просто куском побуревшего моха, а медведь был далеко за ним.

Больше чем на сто шагов послал дед Савелий круглую пулю своей «тулки» по убегающему зверю, но она попала в цель. Медведь рявкнул, как-то неуклюже подпрыгнул и пошел еще быстрее галопом, взламывая наст, разбрызгивая капли крови по бокам следа.

— По ходу бил, — кричит старый охотник, — иначе и не стал бы палить так далеко! Ого-го! С задаточком пошел, — торжествует он и спешно заряжает ружье.

То ли от боли ранения, то ли собаки завернули зверя, но он изменил свой путь и бросился из гари в сосновое болото. Это и погубило его. Наст в болоте не держал зверя. Собаки быстро настигли его и посадили накрепко. Перебегая от дерева к дереву, мы подобрались к месту сражения медведя с собаками и увидели незабываемую картину.

На залитой солнцем поляне, окруженной молодой порослью сосен, медведь сидел, прижавшись к стволу дерева, и огрызался от наседавших на него лаек. Он рявкал, иногда бросался с намерением поймать собаку, но наст не выдерживал, и это ограничивало его.

Серко первый заметил хозяина и, слегка покрутив хвостом, еще азартнее стал наседать на врага. В лае собак и шуме ломающегося наста медведь не услышал шороха наших лыж. Мы подошли к нему на тридцать-сорок шагов. Савелий, многозначительно мигнув мне, держал ружье наготове. Деликатно, чисто по-охотничьи, мой товарищ уступил мне право решающего выстрела. Момент, когда мушка ружья «ползет» по контуру зверя, — высшее напряжение охоты. Стреляя по зверю пулей, надо выбрать точку, в которую должна она попасть, и целить именно в нее.

С выстрелом медведь вскинулся кверху и, как бы пытаясь ухватиться за воздух, запрокинулся навзничь. Он упал, не издав ни единого звука, и только по лаю собак можно было заключить, что зверь уже мертв. Как выяснилось потом, пуля перебила шейный позвонок, задев при этом и часть черепа.

Бегом бросились мы к собакам, теребившим тушу зверя за ляжки и бока. Вот тут-то и произошла ссора между собаками, не поделившими право на убитого медведя. До этого все шло мирно, а преследование медведя втроем было и легче и безопаснее. Медведь был «общий», пока бежал, но у мертвого зверя оказались какие-то особые места на шкуре, которые трудно было поделить. Как и всегда бывает у лаек, интерес к убитому зверю быстро пропал. Через пять минут причины для ссоры уже не существовало. Собаки сидели вокруг и с любопытством смотрели на хозяев, снимавших шкуру с убитого зверя. Мы торопились проделать эту операцию, чтобы до того, как рухнет наст, выбраться из лесу. Куски мяса, которые мы по очереди давали собакам, не вызвали ни у одной из них зависти. Это были куски корма, а не добытый с таким трудом зверь.

К полдню мартовское солнце растопило корку наста.

— Заканителились мы с тобой, — говорит дед Савелий, — надо бы на часок пораньше лыжи к дому заворачивать.

Собаки устали и идут следом за нами по глубокой лыжне. Каждый шаг кажется невероятно тяжелым, и точно конца нет этому пути, который так быстро мы пробежали, преследуя зверя.

Заключение

Короток век собаки. Редко более пятнадцати лет служит верный друг человека, да и то в последние годы своей жизни ему изменяют и чутье, и зрение, и слух.

Немало собак встретится на пути охотника. Немало труда и любви вложит он в обучение собак избранной им породы. В памяти охотника-лаечника невольно возникают образы тех собак, с которыми шел он охотничьей тропой, полной волнующих переживаний и впечатлений.