Мой друг Мегрэ (сборник)

На лице комиссара отразились одновременно и досада, и удовлетворение. Он с ожесточением сжал кулаки, но от этого выстрела ему стало легче. Хорошо, что дело принимало такой оборот!

— Вот гадина! — вполголоса выругался он.

Бесполезно было искать злоумышленника, пускаться за ним в погоню по примеру Малика, бросившегося давеча за своим сыном. В ночной темноте он все равно ничего не нашел бы и только рисковал провалиться в какую-нибудь яму.

По-прежнему держа руки в карманах, с трубкой в зубах, широкоплечий и коренастый, комиссар продолжал свой путь, и презрение его выразилось в том, что он даже не ускорил шаг.

Несколько минут спустя он пришел в гостиницу «Ангел», и за это время никто больше не пытался в него стрелять.

Глава третья Семейный портрет в гостиной

В половине десятого Мегрэ все еще лежал в постели. В настежь распахнутое окно давно уже доносился шум, кудахтанье кур, копошившихся в навозе, лязг собачьей цепи, настойчивые гудки буксиров и более приглушенные — самоходных барж.

Комиссару нездоровилось. Голова с похмелья разламывалась от мучительной боли. Теперь он знал секрет старой Жанны — хозяйки «Ангела». Вчера вечером, возвратившись в гостиницу, он застал ее в столовой возле стенных часов с медным маятником. Малик оказался прав: она поджидала Мегрэ. Однако, скорее, не для того, чтобы вести разговоры, а чтобы выпить с ним вместе.

«А она крепко закладывает!» — подумал он сквозь дремоту, боясь, что от резкого перехода к бодрствованию у него еще сильнее заболит голова.

Как же он сразу этого не понял? Ему и прежде приходилось встречать таких стареющих женщин, утративших всякую привлекательность, которые еле волочат ноги и вечно жалуются на бесчисленные болезни, похожих на эту Жанну — скорбную, ноющую, с лоснящимся от пота лицом и жирными волосами.

— А я охотно выпил бы рюмочку, — сказал он вчера, примостившись рядом с ней верхом на стуле. — А вы как, мадам Жанна? Что вам предложить?

— Ничего не нужно, сударь. Лучше мне совсем не пить. Ведь у меня все болит.

— Ну хоть маленькую рюмочку ликера?

— Разве чтобы составить вам компанию. Тогда налейте мне рюмку кюммеля. Вам не трудно налить и себе? Бутылки вот там, на полке. У меня сегодня вечером опять так отекли ноги…

Он тоже из вежливости пил эту отвратительную водку, хотя его передергивало от каждой рюмки и он поклялся никогда больше не брать в рот даже капли кюммеля.

Сколько рюмок выпила Жанна, не пьянея? Сначала она говорила ноющим голосом, потом оживилась. Время от времени, глядя в сторону, хватала бутылку и наливала себе, до тех пор пока Мегрэ не заметил этого и не стал наливать ей каждые десять минут.

Странный вечер! Служанка уже давно спала. Кошка свернулась клубком на коленях у мадам Жанны. Маятник часов мерно раскачивался в стеклянном ящике, а женщина все говорила и говорила. Сначала рассказала о Мариюсе, своем покойном муже, потом о себе. Она была девушкой из хорошей семьи, и вот, накануне свадьбы с офицером, сбежала к Мариюсу. А офицер-то потом стал генералом…

— Он приезжал сюда с женой и детьми три года назад, за несколько дней до смерти Мариюса, но меня не узнал.

Потом завела речь о Бернадетте Аморель:

— Они все говорят, что она выжила из ума, но это не правда. Просто у нее странный характер. Муж ее был человек грубый и неотесанный. Они с Кампуа были совладельцами больших песчаных карьеров на Сене… А она вовсе не так глупа, эта мадам Жанна.

— Я теперь знаю, зачем вы сюда приехали. Все здесь уже знают. Только, я думаю, вы зря теряете время.

Она заговорила о братьях Маликах — Эрнесте и Шарле.

— Вы еще не видели Шарля? Вы его увидите. И его жену, младшую дочку Аморелей, ту, что называли в прежние годы мадмуазель Эме. Вы их всех увидите — ведь Орсен невелик, его и поселком-то не назовешь. А все-таки у нас творятся непонятные вещи. Вот мадмуазель Мониту нашли мертвой у шлюза…

Нет, она, Жанна, ничего не знает. Разве узнаешь, что может взбрести в голову молодой девушке?

Она пила, а Мегрэ, слушая ее болтовню, наливал себе и ей рюмку за рюмкой, словно его околдовали, и время от времени повторял одну и ту же фразу:

— Я не даю вам лечь спать.

— Если вы беспокоитесь из-за меня, то напрасно. Ведь я так мало сплю — мешают всякие боли. Но если вам хочется спать…

Он посидел с ней еще немного. А когда они стали подниматься к себе, каждый по своей лестнице, Мегрэ услышал шум падения. Это Жанна грохнулась на ступеньках.

Сегодня она, по-видимому, еще не поднималась с постели. Мегрэ наконец встал и подошел к умывальнику. Прежде всего он начал большими глотками пить прохладную воду, а потом смыл с себя липкий пот, — ему было не по себе от выпитой накануне анисовой водки. Нет, теперь он никогда в жизни не прикоснется больше к кюммелю!

Но вот он услышал шаги. Кто-то пришел в гостиницу. До него донесся голос Ремонды.

— Но я же повторяю вам: он еще спит. Он высунулся из окна и увидел какую-то женщину в черном платье и белом переднике, должно быть служанку, которая разговаривала с Ремондой.

— Это ко мне? — спросил Мегрэ. Подняв голову, служанка сказала: