…Он не дожил до своего юбилея. Спустя время я позвонил в Москву, чтобы поздравить Олега Ивановича с наступившим 1981 годом. Но его дома не оказалось: он уехал на съемки в Киев. Там он и скончался в гостиничном номере. Ему не было и сорока лет…
У меня осталась фотография, подписанная Далем: «Желаю Вам всего, чего Вам хочется, но не забудьте вовремя отдавать». И еще осталась память об этом удивительном актере, ставшем символом для целого поколения зрителей, несмотря на его очень короткую кинематографическую судьбу.
Екатерина Баранчеева
Он сказал, что вернется
Приезд Олега Даля на творческие встречи в Пензу не был запланирован и явился для всех полной неожиданностью.
В начале сентября 1980 года в городе должны были состояться выступления перед зрителями артиста Петра Вельяминова. Тогда только вышел в прокат фильм «Пираты ХХ века», к которому и «привязали» эти встречи. Соответствующей была и реклама: какие-то дурацкие плакаты, рекламные фотографии, афиши… Словом, обычное плановое мероприятие с обычным ажиотажем.
Вдруг звонок из Кинопропаганды в столице:
– К вам через сутки приедет Олег Даль.
Я уже довольно долго к тому времени работала в кино и много слышала от коллег о том, что Даль не очень любит «творчески встречаться» с публикой вообще и на периферии в частности, – это только усилило эффект от его внезапного появления.
Приехал Олег Иванович в выходные дни. Добирался к нам из Москвы не обычным способом (на фирменной «Суре»), а на позднем, проходящем фрунзенском поезде, прибывающем в Пензу в 12.25. Ехал он в обычном купе и очень жаловался на то, что в дороге какой-то мужик-сосед очень навязчиво приставал к нему полночи с расспросами:
– По-моему, я вас знаю. Очень знакомое лицо. Очень знакомое… Где же я вас все-таки мог видеть?..
Понимая, что приезжает взрослый мужчина с дороги, я хотела его встретить должным образом: приготовила мясо, чай… Это же было еще до перестройки, и тогда можно было принять гостя «человеческим столом». Практически прямо с поезда Тамара Зиновьева привезла Даля ко мне. Он мгновенно воздвиг вокруг себя стену: невеселый, хмурый, мрачный. От еды категорически отказался:
– Не надо ничего. Я не хочу.
Я знала, что он сложный человек; кроме того, когда звонили о его приезде из Москвы, нас предупредили, чтобы мы держались с ним подобающим образом, особенно отметив, чтобы не ввергали во всякие вредные соблазны, поэтому сказала:
– Хорошо, Олег Иванович. Я поняла, что вы не любите опеки.
Худенький, стремительный. Ехал в поезде ночь в таких условиях, а пришел свежий, чистый, как будто и не с дороги. Был он в кожаном пиджачке, и от него веяло кожей и ухоженностью, а не духами и одеколонами. Я даже подумала: да он что, успел уже переодеться, что ли? Настолько он был отутюжен и «с иголочки» одет.
Первые выступления Даля в Пензе проходили во вверенном мне (я была директором) кинотеатре «Современник». Перед началом актеры обычно спускались по проходу к сцене через весь зал, осыпаемые со всех сторон аплодисментами. Даль сразу меня предупредил:
– Я, как гладиатор, через ряды не пойду. Придумайте что-нибудь другое.
В итоге на свои выступления Олег Иванович выходил через… выход. Появлялся внезапно, с некоторым раздражением, я бы даже сказала, с какой-то ненавистью к аудитории.
Во время его выступлений я в зал не входила. Наверное, «присутствие администрации» его бы тоже раздражало. Я понимала, что он на работе, занят делом. Потом, когда услышала смех в зале, поняла, что все идет хорошо, прекрасно. Говорил он тогда и о своих мытарствах, о работе, о товарищах-актерах…
Даль выступал в Большом зале «Современника» четыре раза, и еще одна встреча – для творческой интеллигенции города – была в Малом.
Незадолго до приезда Олега Ивановича мы давали ретроспективу фильмов с его участием. Шли многие картины, в том числе и те, которые не имели широкого проката, например «В четверг и больше никогда» (я вообще влюблена в Даля в этом фильме). Со всей ответственностью могу сказать, что пензенцы гордились тем, что теперь имеют возможность еще и лично общаться с любимым артистом.
Обычно мы дарим актерам какие-то подарки. Олегу Ивановичу не подарили ничего. Хотели подарить ему «кукушку» – очень хорошие часы нашего, Сердобского часового завода, но было такое ощущение, что он откажется, не примет ничего. Просто побоялись лишний раз его раздражать…
Когда Олег Иванович уезжал, он попросил обеспечить ему спокойную дорогу домой:
– Пожалуйста, возьмите мне два билета на «СВ», чтоб ни одной рожи рядом не было. Если будет надо, я сам оплачу…
И действительно, взяли ему два билета – одно купе – так он и уехал. В то лето было почему-то плохо с картошкой в Москве, и он обмолвился об этом:
– Моя мамашка имеет проблемы с картошкой…
Это он так маму свою называл: «моя мамашка». Единственные близкие, о которых он говорил, это мама и Лиза. Он не объяснял, кто такая эта Лиза, а я не спрашивала. Лиза и Лиза…