Мой друг Перси, Буффало Билл и я

Мы посчитались. Леффе выпало водить. Как обычно. Он единственный из нас не способен рассчитать, куда встать, чтобы избежать этого. Вот и на этот раз Леффе, держа на руках сестренку, привычно поставил ногу на футбольный мяч Данне. Он закрыл глаза и стал считать до ста. А все остальные бросились врассыпную и попрятались — кто где.

Я не заметил, куда убежал Перси, потому что не спускал глаз с Пии. Когда Леффе выкрикнул: «Сто!», я метнулся к камню, за которым она спряталась.

— Ой, ты тоже здесь! — шепнул я. — Классное местечко!

— Тихо ты! — шикнула она.

Сперва Леффе нашел Биргитту — она, как обычно, решила перепрятаться, и Данне — он чихнул, потому что ему в нос залетел комар.

— Данне и Биргитта — чики-чики на банке! — крикнул Леффе.

Но тут из укрытия выскочил Святой Дух и стукнул по мячу так, что тот со свистом полетел вниз с крутого берега. Данне и Биргитта снова оказались на свободе, а Леффе пришлось начинать всё сначала. Так повторялось раз за разом: Леффе приходилось повсюду таскать за собой сестренку, поэтому он редко поспевал к мячу.

Всякий раз я прятался там же, где Пия.

— Прекрати! Опять куда я, туда и ты! — шипела она.

— Откуда я знал, что ты тоже здесь?

— Всё равно хватит!

Но я и в следующий раз снова оказался рядом с ней. Просто не мог удержаться. Меня к ней словно магнитом притягивало, а может, и силой всемирного тяготения или какие там еще есть силы. Когда Пия спряталась за уборной, я поспешил за ней.

И угодил в крапиву! Она там выросла большущая: такая высоченная, что доставала почти до локтей, если встать в полный рост.

Голые ноги и левую руку словно огнем обожгло. Я тихонько вскрикнул.

— Ты чего? — спросила Пия.

— Вот гадство, обжегся!

— Говорила же: не увязывайся за мной.

Она улыбнулась, увидев мои гримасы, и, казалось, вот-вот прыснет со смеху. Я решил, что настал подходящий момент.

— Хочешь, анекдот расскажу?

— Нет, спасибо.

— Почему нет?

— Потому что все твои анекдоты — скука смертная.

— А этот смешной. Вот послушай.

И я начал рассказывать про капрала. Но Пия лишь зевала, словно ее в сон клонило. Ну как тут пошутишь! Сам Чарли Чаплин с этим бы не справился.

— Хочешь, другой расскажу? — предложил я.

— Ты что, ничего не понимаешь?

— Нет.

Я решил пощекотать ее под мышками, чтобы хоть как-то расшевелить. Это вышло совсем по-дурацки. Но я не мог удержаться: мне так хотелось услышать ее хриплый смех! Я просто не мог уйти домой, не добившись этого.

Наконец она засмеялась, но это было совсем не то. В ее смехе не было радости.

Вдобавок нас сразу застукали.

— Пия и Уффе — чики-чики! — крикнул Леффе.

— Это всё из-за тебя! — завопила Пия и вырвалась из моих рук. — Идите все сюда!

И все сбежались на ее зов. Перси явился с соломой в волосах, дыркой на майке и улыбкой от уха до уха. Пия разозлилась не на шутку. Она тыкала в меня пальцем и топала так, что, казалось, вот-вот начнется землетрясение. Игру пришлось прекратить.

— Больше никогда-никогда не стану играть, если он будет с нами! — кричала она. — Придурок несчастный!

— Да он же просто в тебя влюбился, — попытался урезонить ее Перси.

— Заткнись сейчас же! — огрызнулся я. — Я ей всего лишь анекдот рассказал, а она не захотела слушать.

— Да они такие скучные, что умереть можно!

— Вовсе нет, — возразил Перси. — Вот послушай. И он рассказал одну историю из тех, которые я прочитал ему накануне вечером. Одну из самых худших — об офицере, который должен был кинуть ручную гранату. И — надо же! — Пия смеялась до упаду. От ее хриплого смеха крапивные ожоги жгли еще сильнее — будто меня кололи тысячами раскаленных иголок. Перси похлопал меня по плечу и шепнул:

— Теперь ты давай! Расскажи тот, про полковника.

И я рассказал.

— Один полковник вышел перед строем… — начал я.

Но Пия даже не улыбнулась. Ни разу. А Классе смеялся. И Бенке с Биргиттой тоже. А Пия не сводила глаз с Перси и лишь под конец чуть пожала плечами.

— Ну разве не скукотища? Чушь какая-то! — заявила она. — Ничуть не лучше прежнего. Придете завтра плавать в бухту?

Хоть она и сказала «вы», но смотрела только на Перси.

— Придем, — пообещал он.

— Ну не знаю, — буркнул я. — Пошли уже.

— Выкинь ты ее из головы! — посоветовал Перси, когда мы вернулись домой. — Она просто юмора не понимает. По крайней мере, юмора в форме.

Мы раскачивались в гамаке взад и вперед, чтобы немного успокоиться. Дедушка чинил водосточную трубу. Брат держал ему лестницу.

— А должна бы понимать. У нее ведь отец — летчик, — сказал я. — Зачем ты перед ней выпендривался? Я же тебя предупреждал!

— Ничего я не выпендривался.

— А вот и выпендривался!

— Да мне она даже ни капельки не нравится. Знаешь, на кого она похожа? На пекинеса! Правда. Гав-гав!

Перси пошевелил ушами и залаял.

Я пихнул его в живот.

— Не смей так о ней говорить!

— Да что на тебя нашло?

Мне хотелось еще ему врезать, но Перси перехватил мою руку — как раз в том месте, где были волдыри от крапивы. Я так взвыл от боли, что дедушка чуть не свалился с лестницы.

— Чем вы там занимаетесь?! — заорал он, спустился на землю и выплюнул маленькие гвозди, которые держал во рту.

— Да это он крапивой обжегся, — объяснил Перси.