Мой друг Перси, Буффало Билл и я

— Не будь идиотом, Уффе, — пристыдил меня дедушка. — Бывает, что и повздоришь с другом, и даже подерешься. Всякое случается.

— Вот ты и дерись со своими старыми камнями, — проворчал я. — Или вон попроси своего дружка почитать тебе про Буффало Билла.

И пошел прочь. Я думал, дедушка рассердится. Но, обернувшись, увидел, что он улыбается.

— Ладно, — проговорил он. — Ишь какой вспыльчивый — весь в меня! Не зря тебя назвали Готфридом, в мою честь.

— Вот именно, это ты во всем виноват! — не вытерпел я. — Брата назвали Густавом в честь маминого деда, а меня пришлось назвать в честь тебя.

Я ушел от них и улегся в нашей хижине. Вскоре туда явился и Перси. Он почистил зубы, сплюнул и натянул на себя тренировочный костюм, который заменял ему пижаму.

— Начнем утром строить плот? — спросил он. — Такой, как ты делал в детстве, — из пластиковых бутылок и старых досок.

Я притворился, что не слышу.

— Может, тогда твоя злость немного поутихнет, — добавил он.

Я промолчал.

— Не хочешь отвечать?

Я зарылся головой в подушку.

— Ну и ладно. Иногда хорошо и в тишине побыть. Только ты не думай, что я с тобой раздружусь. Спокойной ночи, Готфрид!

Я молчал как убитый и только смотрел в небо.

Перси почти сразу заснул. А я лежал и смотрел, как на горизонте громоздятся тучи, словно гора большущих черных камней. Полежав немного, я встал. Сначала мне показалось, что я хочу писать.

Но потом ноги сами понесли меня в поселок.

Я вскарабкался на клен во дворе Пии, уселся на ветку и навел на ее окно дедушкин бинокль.

В комнате горел ночник. Пия лежала в кровати и читала журнал «Бильд». На ней была белая ночная рубашка в синий цветочек. На тумбочке у кровати стоял пластмассовый проигрыватель. Пия то и дело накручивала на палец прядку волос, словно думала о чем-то. Через маленькую щелку в окне до меня долетал масляный голос Элвиса Пресли: «Are you lonesome tonight?»[7]

Да, я был одинок. Никогда в жизни не бывало мне так одиноко!

Я был один — только я и рой комаров.

— Господи милостивый, сделай так, чтобы она встала и улыбнулась мне, — молил я Бога. — Господи милостивый, пусть она заметит меня, впустит в свою комнату, поцелует и скажет, что любит лишь меня. Сверши такое чудо! Или я прошу слишком много?

И что же ответил на это Бог?

Он наслал на меня дождь! Пия так и не встала с постели. Когда Элвис допел до конца, она погасила свет. Но я еще целый час просидел на ветке и позволил Богу промочить меня до нитки.

Злость во мне всё росла и росла.

Глава 14 Я получаю окончательный отказ и слушаю музыку любви

На следующий день все тело ужасно чесалось и саднило от ядовитых комариных укусов. В довершение всех бед у меня еще и из носа потекло. До обеда я успел собрать четыре детали мозаики. Мама привезла ее в надежде, что сама будет собирать ее. Но времени на это у нее никогда не оставалось.

Мозаика называлась «Море и небо». Там было две тысячи фрагментов разных оттенков синего.

Перси на них даже смотреть не пожелал. Он лежал на животе и тренировался в сухом плавании. Проплыл от столовой до кормового салона. Потом выплыл в кухню и получил от мамы, готовившей очередной обед, кусочек рыбки. Перси притворился, что он тюлень, который любит рыбу.

— Скоро ты там закончишь? — крикнул он.

— Не-а.

Мне вообще не хотелось заканчивать. Хотелось утопить в этой синеве мои чувства. И ни о чем другом не думать. Но это было не так-то просто. Меня словно распилили надвое — на двух Ульфов. Одному больше всего на свете хотелось встретиться с Пией. А другой не желал ее видеть — никогда-никогда.

— О чем ты думаешь? — спросил Перси после того, как сделал пять кругов.

— Да так, ни о чем.

— Ясное дело, думаешь, — не унимался он. — О Пии.

— Ну да. Вот размышляю, не поступить ли мне так же, как дедушка.

— Как это?

— Бабушка говорила, что вышла за него замуж только потому, что дедушка был жутко настойчивый. А вдруг и мне это поможет?

— Вряд ли, — ответил Перси. — Сколько вы тут проживете?

— Еще пару недель.

— Не успеешь. На это могут годы уйти.

— Тогда что мне делать?

— Я с ней поговорю, — вызвался Перси. — Она не дурочка. И меня слушается. Заметил, может быть?

— Ага. Но что ты ей скажешь?

— Придумаю что-нибудь. Мозги-то на что?

Он посмотрел на меня и улыбнулся — так убедительно, что я не мог не улыбнуться в ответ.

— Ну что, давай строить плот? — предложил я.

— Нет, лучше пойдем купаться. Теперь-то я научился! Но для начала надо было подкрепиться. А после этого не меньше часа ждать, прежде чем нырять в воду. Иначе может случиться заворот кишок и мы утонем — так говорил папа. Пока мы ждали, успели сколотить последнюю стену в нашей хижине.

Потом отошли подальше — полюбоваться своей работой.

— Это самая лучшая хижина из всех, что я построил, — сказал я.

— Наверняка, — согласился Перси. — А теперь айда купаться! Кто последний — тот трус и сухопутная крыса!