Читаем Мой друг, покойник полностью

Но настоящее знакомство с полковником Миджеттом начиналось после партии, когда он выпивал второй стакан в баре Тэвиш-клуба.

* * *

Человек крепкого сложения, солидный выпивоха, никогда не выпьет пятой порции, если не хочет оказаться под столом и провести ночь в сладком отрешении чувств. После четвертого многие принимали Лондонскую башню за трансатлантический лайнер, а бармену обещали орден Подвязки.

Это весьма огорчало полковника Миджетта, ибо в этот момент подвыпившие игроки переставали интересоваться полями, лунками, клюшками, препятствиями, как впрочем, и спутниками Марса. Для него же благородная игра одевалась в ореол небесной славы.

Он с печалью давал знак бармену и набирал свою норму — десять порций. После этого перед ним распахивались врата неизвестного измерения.

* * *

Миджетт приступал к произнесению речей перед членами Тэвиш-гольф-клуба, разум которых уже расплавился от огненного напитка. У него горели глаза, жесты становились властными, как у победителя.

— Если вы воспринимаете понятие абстрактного, символа, личности, то скажете — гольф суть Миджетт, а Миджетт суть гольф. Англичане выбрали своими символами единорога и льва, французы — петуха; будет справедливым, если гольфисты возьмут в качестве символа Миджетта.

Гордыня?.. Тщеславие?.. Нет… Я знаю, чего я стою, как игрок в гольф.

Где тот судья, что хоть раз наказал меня штрафом? Такой пока не родился, и я не уверен, что ему суждено родиться.

Кто осмелится обвинить мои мячики в том, что они выделывают коленца во время игры, попадая на препятствия или ударяясь о флажок?

Кому неведомы мои триумфы на полях? Только не осыпайте меня цветами, я патологически не переношу восхвалений. Но позвольте напомнить вам о своих подвигах.

— Кто победил Вика в Оксфорде? Миджетт! Фримантла в Кэмбридже? Миджетт! Десмонда в Криклвуде? Миджетт! Мак Наба в Инвернессе? Миджетт, Миджетт и еще раз Миджетт!

Кто заявил, что даже Бог не осмелился бы поставить против Миджетта архангела? Слово святотатственно, но сама истина. И перефразируя известную пословицу, скажу, что Небо с благосклонностью взирает на триумфы Миджетта! Обычно, подобные панегирики сопровождались долгим молчанием, а Миджетт собирался с силами перед новой двойной порцией оркнейского.

И выпив ее, с гневом обрушивался на препятствия.

* * *

— Препятствия вроде ваших канавок, песочных замков, крохотных кустиков чертополоха? Почему бы не посадить там одуванчики? Мне нужны рвы, отроги скал, болота, ревущие потоки. Выслушайте, ничтожества, и вы узнаете, чем я заменил ваши липовые препятствия, когда играл в гольф в Индии, на бескрайних полях лахорского магараджи.

* * *

Он еще никогда не рассказывал этой истории, родившейся в золотых парах виски. Но однажды вечером он преподнес ее членам Тэвиш-клуба после того, как бармен налил ему двенадцатую порцию.

— …Препятствия были там самыми что ни на есть настоящими — каналы с берегами из сыпучих песков, с зарослями ужасно колючих растений.

И все же в один прекрасный день я счел, что они недостойны моей игры, и уговорил магараджу поперчить их по собственному вкусу.

Я выпустил на поле четырех тигров. Я сделал восемнадцать лунок за рекордное время под палящим полуденным солнцем, а двух тигров, заснувших в зарослях тамариска, мне пришлось будить ударами клюшки.

Надо было найти что-нибудь резвее этих лентяев, и это мне удалось. Я заменил тигров змеями — серебристыми питонами, кобрами, рогатыми гадюками, и все они были одна опасней другой.

Какая партия, друзья! Малейшая тень служила убежищем этих чудовищ. Мячик в любое мгновение мог поднять отвратительную плоскую голову с раздвоенным языком.

Я не хвастун, но когда эта партия закончилась как всегда моей победой, почувствовал себя великим.

* * *

Миджетт никогда не бывал в Индии, но все же не стоило называть его лжецом.

Лжет ли путешественник в пустыне, когда описывает мираж? А бродяга или невежда, отрицающий колдовство виски!

На следующий день после этого вечера Миджетт вышел на поле Тэвиш-клуба и, играя в адском темпе, первым пришел к последней лунке.

Чудо никогда нельзя отрицать. Когда Миджетт извлекал победный мячик из лунки, прятавшаяся там серая гадюка укусила его в запястье.

Всем известно лекарство от укуса гада — хорошая доза алкоголя, которую следует выпить большими глотками.

Выпей Миджетт тут же одно или два виски, укус остался бы без последствий, но он с отвращением оттолкнул фляжку, которую ему протянули.

— Я могу пить лишь по вечерам, в клубе! — сказал он. То были его последние слова. Чуть позже у него началось головокружение; дыхание его прервалось, он взмахнул руками и упал… мертвым.

* * *

В золотой книге Тэвиш-гольф-клуба записана последняя победа полковника Миджетта, но комментариев к ней нет.

Там не упоминается ни об индийских препятствиях, ни о серой гадюке.

Свинг

Состояние немилости существует, как и состояние милости. Я плаваю, как акула, с лошадью управляюсь, как ковбой; я мог бы подписать выгодный контракт с Барнумом, Глейхом или Амаром, как акробат под куполом цирка; я отнял лавры победителя у Хенли и Коуса, но…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ретро библиотека приключений и научной фантастики

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмой том собрания сочинений вошли: цикл рассказов о бригадире Жераре, в том числе — «Подвиги бригадира Жерара», «Приключения бригадира Жерара», «Женитьба бригадира», а также шесть рассказов из сборника «Вокруг красной лампы» (записки врача).Было время, когда герой рассказов, лихой гусар-гасконец, бригадир Жерар соперничал в популярности с самим Шерлоком Холмсом. Военный опыт мастера детективов и его несомненный дар великолепного рассказчика и сегодня заставляют читателя, не отрываясь, следить за «подвигами» любимого гусара, участвовавшего во всех знаменитых битвах Наполеона, — бригадира Жерара.Рассказы старого служаки Этьена Жерара знакомят читателя с необыкновенно храбрым, находчивым офицером, неисправимым зазнайкой и хвастуном. Сплетение вымышленного с историческими фактами, событиями и именами придает рассказанному убедительности. Ироническая улыбка читателя сменяется улыбкой одобрительной, когда на страницах книги выразительно раскрывается эпоха наполеоновских войн и славных подвигов.

Артур Игнатиус Конан Дойль , Артур Конан Дойл , Артур Конан Дойль , Виктор Александрович Хинкис , Екатерина Борисовна Сазонова , Наталья Васильевна Высоцкая , Наталья Константиновна Тренева

Детективы / Проза / Классическая проза / Юмористическая проза / Классические детективы
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза