Мой друг, покойник

На стойке лежало адресованное Уириттеру письмо президенту клуба Пайкрофту с пометкой «конфиденциально». Однако оно хранило секрет полишинеля. Эрвин Бреретон, владелец Западных Стекольных Заводов, был готов приобрести сто акров гольф-поля, ибо оно находилось на залежах песка, необходимого для производства стекла. У клуба оставалось только восемьдесят акров. Изменив маршрут, можно было сделать поле относительно сносным, хотя и очень тесным. На обороте старого банкетного меню, относившегося к временам славы, Уириттер набросал черновик ответа, с иронией предлагая на оставшихся тридцати акрах разбить поле для мини-гольфа… Потом отказался писать ответ, пропитанный чувством низкой мести…

Внезапный порыв ветра сотряс окна с такой силой, что Уириттер поспешил закрыть ставни. И в этот момент заметил вдалеке, около песчаного холма, закрывавшего подход к последней лунке, фигуру человека, согнувшегося под проливным дождем.

В этом не было ничего необычного, ибо поле было пустынным и таковым останется навсегда. Однако секретарь всегда запрещал посторонним доступ на поле, даже если это были бродячие собаки.

Он схватил бинокль и навел на смутный силуэт. Но опоздал, ибо тот скрылся за холмом; однако, Уириттер успел различить, что то была женщина в широком плаще.

— Собирательница, — усмехнулся он. — Бедняге придется помучаться!

Вокруг поля бродили бывшие кэдди или их жены в поисках потерянных мячиков, которыми они приторговывали.

Секретарь хотел налить себе стаканчик спиртного, но бутылки были пусты.

— Даже не умрешь красиво, — горько вздохнул он. — Придется обойти владения, которые вскоре перестанут быть таковыми…

Он зашел в раздевалку и улыбнулся: если поле превратилось в джунгли, бар — в готовое для продажи бистро, то раздевалка стояла, как великая пирамида.

Уириттер узнал висящую на ржавом крюке шляпу мистера Банфа, умершего двадцать лет назад, а в широко открытом шкафчике заметил жилет из зеленоватой кожи, покрытый плесенью, как кора старой ивы.

Он несколько минут пытался расшифровать пожелтевшую визитную карточку, прикнопленную к одному из шкафчиков, и, наконец, прочел: «Джордж П. Суэндон».

Суэндон, обладатель Кубка Торп-Холла в… Уириттеру пришлось напрячь память, чтобы вспомнить. Ему тогда было двадцать четыре года, и его только что назначили секретарем знаменитых «Белых Орлов». Теперь ему стукнуло пятьдесят!

Суэндон умер два года спустя, по-глупому свалившись с лошади. Посчитать было легко.

— Зайдем к дамам, — пробормотал Уириттер.

Войдя в узкую кишку, служившую женской раздевалкой, он принюхался к застоявшемуся резкому и неприятному запаху.

— Фрюлингсдуфт…

Мисс Хип привезла эту ужасную туалетную воду из Германии и была последней, кто приходил тренироваться сюда, на поле «Орлов». Было это несколько месяцев назад…

Облупившееся зеркало, криво висящее на перегородке, отразило лицо прокаженного. В умывальнике, в остатках мыла, высыхал несчастный мотылек. И снова Уириттер улыбнулся — в гипсе была шпилькой процарапана надпись:

«Марта Пабл — грязная тварь».

— Еще какая!

Секретарь выкрикнул это громким голосом, словно хотел взять в свидетели облупившееся зеркало, дохлого мотылька, облезший гипс стен и стойкий запах Фрюлингсдуфта. Потом добавил:

— Все это было до потопа! Сколько лет Марта Пабл уже живет под именем леди Кобердур! Пятнадцать лет? Нет, двадцать, а может, и того поболе!

Но глаза его не могли оторваться от кривых букв. И вдруг воспоминания вернули его назад. Двадцать лет?.. Нет… Это было двадцать пять лет назад!

В те дни клубу не хватало кэдди, и пришлось нанять Мегги Трапп, атлетически сложенную местную девицу, с легкостью жонглировавшую сумками. Она словно дикарь поклонялась гольфу и гольфистам.

Именно гольфу и гольфистам, но не гольфисткам! Как правило, в английских клубах женщин не принимают в члены клуба, а берут лишь игроками; однако для богатейшей мисс Пабл было сделано исключение.

Для Мегги ее прием был равносилен личному оскорблению; она не только провинилась тем, что выразила свой гнев в словесных выражениях, но и тем, что начертала постыдную надпись на стене женской раздевалки. Ее тут же уволили, но вечером она дождалась мисс Пабл у выхода из клуба и влепила ей несколько увесистых пощечин. Ей пришлось предстать перед судом — ее приговорили к пяти фунтам штрафа и двенадцати дням тюрьмы. Уириттер заплатил штраф…

«Влепи Мег Пабл шесть, а не три пощечины, я бы с удовольствием заплатил бы и десять фунтов», — сказал он сам себе.

Через три года он получил чек на пять фунтов и фотографию цирковой артистки, силовой акробатки, чей номер пользовался большим успехом. Под фотографией красовалась надпись, сделанная неровным почерком:

«Единственному мужчине, которого я уважала и любила». Уириттер узнал почерк Мегги Трапп. Но больше так и не встретился с ней.

* * *

Вечерело, раздевалка наполнялась тенями, и Уириттер вернулся в бар. На пороге он чуть отступил — у стойки стояла женщина. Он узнал широкий плащ, недавно исчезнувший за дождевой завесой.

— Мадам… — начал он.

— Уже не узнаем старых друзей? — раздался хриплый голос.