Мой друг Сенька

Все хорошо было, да на несчастье выдалось знойное, засушливое лето. Отступила вода от берегов, обнажая скрытые дотоле кочки. Забеспокоился лебедь. Уж время птенцам выводиться, а воды меньше и меньше становится. Сжалось озеро под натиском жаркого солнца. Пожелтели раньше времени травы, камыш стал ломким, сухим, листья на деревьях обвисли, сыпятся… По выступившим из-под воды кочкам, по обнажившимся мелям враг может скрыто подобраться. Тревожится лебедь, не спит.

Ночь укрыла озеро темнотой грозной. Ничего не видно. Шорохи со всех сторон. Лебедь настороже, взъерошился, шею напряг — попробуй подойди!

Луна взошла, светло стало, ветер утих, угомонилось озеро. Успокоился и лебедь, дремлет. Тихо. Лишь изредка всплеснет в камышах щука да выпь угукает… Перед утром ветерок вновь дунул, зашелестел камышом ласково, усыпляет. Не слышно лебедю мягких шагов вороватой рыжей лисы. А она уже близко. Рядом! Проснись, лебедь! Проспись! Всполошился лебедь, подставил сильный клюв, да поздно. Перехватила рыжая ему горло. Рассчитывала на легкую победу, да не тут-то было. Уже полузадушенный, бьет лебедь врага жесткими крыльями, тащит в воду… Матерая попалась лиса — справилась. Задрожало в предсмертных судорогах тело лебедя, обвисли бессильно крылья, закапала в воду и растворилась невидимая в рассветных сумерках горячая кровь… Перехватила лиса поудобнее тяжелую ношу и поплелась к норе. Дорого досталась ей эта добыча.

И опять стихло растревоженное озеро. Только теперь уже лебедушка не спит, зорко всматривается вокруг, беспокоясь за будущих лебедят, готовая насмерть схватиться с врагом. А едва взошло солнце, проклюнулся первый лебеденок, закопошился в гнезде, разбрасывая ненужную теперь скорлупу. Потом второй, третий, четвертый…

Назавтра подул ветер с запада, принес на своих крыльях сизые тучи. Опрокинул их на землю проливным дождем. Опять раздалось озеро. Заплескалось в прежних берегах. Раскинуло голубую прохладу во все стороны. Скрылись под водой подсохшие кочки. Зазеленел пожелтевший было камыш. Привольно стало водоплавающей птице, безопасней.

Утром рано-рано, только восток заалеет, выплывет лебедушка на середину озера, взмахнет широкими крылами и закричит звонко, протяжно:

— Клыч-клу-у! Клыч-клу-у!

Но не откликнется милый дружок, не поспешит навстречу. Лишь закрякают утки, загогочут гуси, ухнет напоследок выпь, извещая о начале нового радостного дня, и оживет озеро…

Выведет лебедушка лебедят на мелководье, где уже кишмя кишат писклявые утята с суетливыми мамашами-утками, длинношеие гусята с сердитыми родителями, и начинает кормиться. Учит она своих детенышей разным житейским хитростям — как добыть в воде вкусных рачков-жучков, какую травку можно щипать, какую нельзя… А старый гусак нет-нет да объявит учебную тревогу:

— Га-а! — крикнет он, и вся мелюзга — и утята, и гусята, и лебедята бросятся со всех ног в камыши. Затихнут там, затаятся. Ждут, когда старый гусак прокричи! отбой:

— Го-го-го!

Запищит обрадованно мелюзга, высыплет из камышей, и опять начнется возня. Только старый гусак да лебедушка не принимают участия в общем веселье. Вон, в небе маленькая черная точка высоко-высоко, но в любой момент она может разрастись в злого коршуна. Камнем падет он на зазевавшегося птенца, и тогда не жди пощады. Со стороны берега лиса подстерегает. Лежит за кустом, словно полено недвижное, водой до желтизны вымытое. Лежит час, другой… Но стоит гусенку приблизиться к манящему зеленой травкой бережку — метнется лиса молнией, прыгнет далеко в воду, схватит острыми зубами доверчивого птенца и поминай как звали. Человек вон идет прибрежными кустами. Он не опасен. Он — друг. Но почему идет крадучись?

— Га-а! — вскрикнул, опомнившись, старый гусак.

Кинулись лебедята к лебедушке. Запрятала она их под широкие крылья и поплыла изо всех сил к спасительным камышам. Но раскатился гром над озером. Пыхнули дымком кусты. Уронила лебедушка гордую голову в голубую, прохладную воду, захлопала крыльями. Упали белоснежные перья, и понесла их волна вслед испуганным лебедятам. Пищат они жалобно, путаются в траве, на мать оглядываются, а она лежит недвижным белым комом, взъерошенная, мертвая. Подплыл к ней человек на лодке. Схватил безжизненное тело. Затолкал в мешок, заторопился к берегу, заплескал веслами…

— Го-го-го! — прокричал отбой тревоги старый гусак.

Высыпали утята и гусята из камышей. Закрякали утки, подзывая своих детенышей. Но не слышно крика лебедушки, не зовет она лебедят, не согреет в холодные ночи, не укроет от злого коршуна, не оборвет сильным клювом траву, петлей стянутую на шее…

Пищат осиротелые лебедята. День пройдет, второй, третий… И не станет лебедят. Малые они еще, не выживут…