Мой друг Тролль

Измятый, как после турецкого массажа, Гоша распластался на ковре. Троллиха сидела на одном из уцелевших стульев. Вид у нее был — как у кошки, слопавшей миску сметаны. Кошки размером с небольшую медведицу.

В дверь кабинета тихонько поскреблись.

— Георгий Анатольевич, у вас все в порядке?

— Сгинь! — рявкнул Гоша и сделал попытку подняться с ковра. Троллиха попытку пресекла, водрузив ногу на Гошину грудь.

— Ну а где же твой сид? — промурлыкала она. — Куда он подевался?

— Карина уехала, — просипел Гоша, пытаясь спихнуть с себя ногу. Его лишь однажды так же унизили. И сделал это братец этой бешеной.

— Куда уехала? С кем? Зачем?

— Пусти меня! Пока не отпустишь, ни слова…

Могучая рука ухватила Гошу и легко, словно ребенка, усадила в слегка попорченное кресло.

— Поговорим, — сказала троллиха миролюбиво. — Выкладывай все, человечек, и я тебя не обижу.

Гоша поглядел на свою собеседницу, еще раз вспомнил Карлссона и его зверюгу, оценил ситуацию и решил, что запираться не стоит. Чай, не у прокурора.

Гошина версия событий отличалась краткостью и бессвязностью. Да, была у Каринки подружка Катя, которую, как выяснилось, украл один хмырь. Дружок этой Кати заявился среди ночи и наехал на Каринку — типа, она во всем виновата. Каринка отбрехалась и даже помогала им Катю искать. Вот и вся история.

— Четыре дня как уехала, — сказал он.

— Куда?

Гоша мрачно посмотрел на троллиху. Вспомнил, как уезжала Карина, — и помрачнел еще больше.

— Она мне не докладывает, — буркнул он. — Мы же, елы-палы, бизнесвумен. Все такие самостоятельные…

— А ты чего с ней не поехал?

Гоша ничего не ответил. Набычился.

— Что, хахаля себе завела? — проявила проницательность троллиха.

— Да какой там хахаль, — с досадой сказал Гоша. — Пацан-то совсем зеленый, к такому и ревновать западло. Не въезжаю, зачем она его с собой потащила. Говорит — чисто по делам. Но я-то вижу, как он на нее смотрит. Сам так смотрел поначалу… А пацан ваще салабон. Я говорю: давай, я с тобой, так нет. Будешь, говорит, тут за главного. Только девок мне не порть. А на что мне эти девки…

Троллиха посмотрела на Гошу с сочувствием. Этот тощий человечек ей сразу приглянулся. Вот ведь тоже скучает. Тоскует. Пускай — по сиду, но все равно жалко.

— Вот так нас жизнь и разлучает с близкими, — философски заметила троллиха. — Я тоже вот — приехала брата проведать — а его нет! Страшно сказать, сколько лет я его не видела! Теперь неизвестно, когда увижу. И увижу ли…

— Это Карлссона-то? — спросил Гоша, тоже поглядев на троллиху с некоторой симпатией. — Да что ему сделается. Чисто конкретный мужик. И зверюга у него супер. Где он ее раздобыл? Я бы тоже такого… Не знаешь, где щенка купить?

— Это Хищника-то? — Троллиха захихикала басом. — Хищника купить… Ну ты и скажешь!

— Нет, ну где-то же их берут, выращивают…

— Берут, — согласилась троллиха. — И выращивают. Со своим братец, считай, всю жизнь вместе. — Она снова захихикала. — Глупый ты, человечек. Они ж братья молочные.

— Да ты что?!

— А ты думал!

В дверь опять постучали.

— Сейчас, — крикнул Гоша. — Эй, кто там, пива мне принесите упаковку. И пожрать что-нибудь закажите. Пиццу там или что? Пиццу будешь? — спросил он.

— Не откажусь, — скромно потупилась троллиха. — И от пива тоже.

— Две упаковки, — гаркнул Гоша. — Я помню, как твой братан пиво дул, — сказал он. — Ты небось тоже…

— Тоже, — подтвердила троллиха, и щеки ее слегка порозовели.

— Ну, я так и думал. Меня, кстати, Георгий зовут. А тебя?

Глава двенадцатая Дима в Стокгольме

Идет по лесу эльф. Вдруг слышит: кто-то стонет:

— Ой плохо мне, ой как тяжко!

Эльф оживился, заинтересовался, подошел поближе, видит — сидит на пеньке тролль, за голову держится.

— Ох плохо мне, ох тяжко!

Эльф подобрал камень побольше, подкрался…

Тролль стонет:

— Ох тяжко! Ох… (Эльф ему по макушке — хрясь!)… плохо! И с каждым днем все хуже и хуже…

Дима сел на постели и огляделся. Он был один в большой светлой комнате с дорогой мебелью, картинами на стенах и телевизором с диагональю в метр. Но чувствовал он себя препаршиво.

«Где это я? — подумал Дима. — Ах да, это отель».

И порадовался — хоть что-то отложилось в памяти от вчерашнего. Нет, на самом деле запомнилось многое, честно говоря, почти всё. Кроме самого главного.

Дима смутно помнил, как вчера они с Кариной прибыли в Стокгольм. Потом ехали на машине (Карина арендовала машину), потом оформлялись в отеле и ходили ужинать в ресторан под открытым небом, напротив какого-то памятника. Потом долго гуляли по Стокгольму. Вечером снова ужинали, уже здесь, в отеле… А вот ночью… Что было ночью, Дима опять не помнил. Ничего не помнил! Несмотря на то что накануне нарочно пил только сок и колу.